Биография
МАРАТ
МАГДЕЕВ
РУСТАМ
ИШМУРАТОВ
Рудольф
Нуреев,
великий
танцовщик XX века, родился
в семье
политрука
Красной
Армии - Хамета
Фазлиевича
Нуреева.
* * *
Дед
Рудольфа -
Нурахмет
Фазлиевич
Фазлиев - был
простым
хлебопашцем
из деревни
Асаново Шариповской
волости
Уфимского
уезда Уфимской
губернии.
.
Деревня
расположена
в двух
десятках
километров западнее
города Уфы.
Название
Асаново произошло,
возможно,
от
башкирского
слова «ас» -
голодный. Помните
у Некрасова
названия сел:
«...Неелово, Горелово,
Неурожайка...»?
А возможно,
название
села пошло от
татарского
слова «ас» -
горностай.
Следует
обратить
внимание, что
горностай - зверек
королевский.
Ведь в
геральдике
на королевских
гербах
традиционно
используются
только два
вида меха
-
горностаевый
и беличий.
Удивительно,
но деревня
находится в
непосредственной
близости от
55-го градуса
северной
широты и 55-го градуса
восточной
долготы.
* * *
Фамилия
Фазлиев
происходит
от арабского
имени Фазлый
(в русской
транскрипции
Фазли), что
в переводе
на русский
язык может
быть
переведено как
«уважаемый»,
«достойный»,
«человечный».
Несомненно,
Фазлиев -
достойная во
всех отношениях
фамилия, но
она все-таки
еще не содержит
указания на
необычность,
исключительность
человека,
носящего
ее.
Отец
Рудольфа,
Хамет,
татарин по
национальности, 1903
года
рождения,
достигнув
совершеннолетия,
принимает
первую часть
имени отца Нур (луч,
свет) в качестве
своей
фамилии, а
фамилию
сохраняет в качестве
отчества и
становится
Хаметом Фазлиеви-чем
Нуриевым. Мы
не можем
сказать, что
побудило его
сделать это,
ведь- его родственники
и сейчас носят
фамилию
Фазлиевы, но
следует
отметить, что
в толковании
фамилии
Нуриев уже
появляется
заявка на
исключительность,
при том, что
само имя Хамет
трактуется
как эпитет
аллаха -
достойный похвалы,
знаменитый.
Несомненно,
отец
Рудольфа, рожденный
в
простой
деревенской
семье, был
человеком
амбициозным и
стремился к
лучшей жизни.
Проносится
Первая
мировая
война. В
России бушует
революция. "
Отброшены
«оковы» старого
мира,
общество
строит
«светлое
будущее».
Наверное, не случайно
молодой,
энергичный
Хамет принимает
К~
соответствующую
фамилию -
Нуриев
(Сияющий), которая
впоследствии
превратится
в фамилию
Нуреев.
*
* *
Так
все-таки
Нуриев или
Нуреев?
В
биографических
книгах, в
многочисленных
статьях и
киноверсиях
о Рудольфе Нурееве
постоянно наталкиваешься
на вопрос -
как правильно
произносить,
писать и
читать его
фамилию?
Нуреев или
Нуриев?
Я
буду
называть его
НурЕев. Все
эти легенды
жизнеописателей
-
эпистолярный
жанр, а надписи
на могилах
делаются в
соответствии
с официальными
документами.
Раз написано
НурЕев - значит,
так и
правильно. У
Рудольфа при
жизни было более
чем
достаточно
возможностей
исправить
написание своей
фамилии в
документах;
если бы он
считал это
ошибкой, то,
наверное, так
и сделал бы.
Если не сделал -
значит,
правильно
НурЕев! И он с
этим был согласен.
А что
касается
биографов -
то создавать легенды
вокруг своих
«подопечных»
- их хлеб. Кому нужна
банальщина?»
Так
все-таки - как
правильно?
Нам
представляется,
что вся
проблема - в
написании
в России
нерусских, в
том числе и
татарских,
имен, отчеств
и фамилий в
метриках, паспортах
и других
документах. В
советское время
в паспортах граждан
имелась
графа
«национальность»,
и запись фамилии,
имени и
отчества лиц
национальных
меньшинств
велась на
двух языках -
русском (государственном)
и родном.
Алфавиты
большинства
национальных
языков в
целях
унификации
оформлялись
на основе
кириллицы,
они и сегодня
не всегда
отражают точное
звучание
национальных
имен. В современной
России
это
положение
закреплено и
законодательно.
Отсюда
путаница.
Можно
привести
много
примеров
таких образований
фамилий от
имен в
русской
транскрипции:
Гали -
Галиев -
Галеев, Гани -
Ганиев -
Танеев, Бари -
Бариев -
Бареев, Нури -
Нуриев -
Нуреев...
Если
посмотреть в
изданном на
русском
языке Татарском
энциклопедическом
словаре, то
там мы найдем
десятки
фамилий,
образованных
по такому типу.
При этом у
всех фамилий,
написанных
через «е», в
скобках
стоит та же
фамилия,
написанная
через «и», а у
фамилий, написанных
через «и»,
таких
пояснений не
дается.
То есть
на татарском
языке все они
звучат через
1», а на
русском
языке
встречаются
оба варианта (в
зависимости
от
квалификации
лиц, заполняющих
документы, и
от пожелания
граждан).
Что
касается
русской
традиции, то
она скорее
склоняется к
написанию
фамилий
через букву
«е» по типу:
Андрей -
Андреев,
Матвей -
Матвеев,
Фадей -
Фадеев...
Надо
полагать, что
и имя Хамит
таким же образом
претерпело
изменение,
превратившись
в имя Хамет.
Ведь в
паспорте
ХУ1-ПА №734247, выданном
Рудольфу
в Ленинграде
19 июня 1959 г., было
написано:
«Нуреев
Рудольф
Хамитович».
Кстати,
на надгробии
Рудольфа
Нуреева на кладбище
Сент-Женевьев-де-Буа
написано:
«РУДОЛЬФ НУРЕЕВ 1938-1993 RUDOLF NOUREEV», но никто не
обсуждает,
следует
произносить
его фамилию через
«О» или нет.
* 2 *
Вернемся
к Хамету
Нурееву.
К началу
двадцатых
годов в
центральной
части России,
на Урале и в
Поволжье,
устанавливается
мир, гражданская
война
отступает к
границам «империи»
и
затухает там
окончательно
к 1924 году.
Декретами молодой
советской
власти
создаются
национальные
республики.
Среди них в 1919
году -
Башкирская АССР
(Автономная
Советская
Социалистическая
Республика)
со столицей в
городе Уфе, а в
1920 году -
Татарская
АССР со
столицей в
городе Казани.
Башкирский
и татарский
народы
близки по
языку, обычаям,
традициям,
культуре, и
их связывает
многовековая
дружба. Это
были
декоративные
республики,
но тогда
национальным
меньшинствам,
освобожденным
из «тюрьмы
народов» -
Российской
империи, представлялось,
что
наступает
«эра светлых
годов», как
пелось в
пионерской
песне тех
лет.
Молодой
Хамет в 1922 году
перебирается
в совхоз
«Миловка»,
откуда в 1925
году
призывается в
Красную
Армию. Он
попадает в
Казань, где служит
кррасноармейцем
«Объединенной
татаро-башкирской
военной
школе». По
окончании
службы
Нуреев остаётся
в Казани ив
октябре 1927
года
поступает на
двухгодичные
курсы
«Реализация
татарского
языка» при
ТатЦИКе,
которые
оканчивает в
1929 году по
специальности
счетовод. В 1928
году он
вступает в
партию.
К тому
времени
Казань -
древний
город, главный
город
казанских
татар,
насчитывает
более 400 »
тысяч
жителей. Это
торговый,
промышленный
и ;
культурный
центр
Поволжья.
Здесь располагаются
крупные
компании,
заводы, фабрики
и артели.
Здесь есть
университет,
институты,
училища и
курсы. Есть
куда
приложить
молодые силы.
Будучи еще
курсантом,
стройный, энергичный,
симпатичный
Хамет Нуреев
знакомится с
красавицей
Фаридой,
скромной
татарской девушкой.
Ее имя также
несет заряд
необычности
и переводится
одним словом
-
Несравненная.
Фарида
Аглиулловна
Идрисова
родилась в 1907
году
в деревне
Татарское
Тюгульбаево
Кузнечихинской
волости
Казанской
губернии
(ныне Алькеевский
район Республики
Татарстан). В
возрасте 7
лет ее отправили
к
работавшему
в Казани
старшему брату
Валиулле. Их
родители,
крестьяне,
умерли в 1921
году.
История
Валиуллы
такова. В 1914
году, когда
началась
Первая
мировая
война, его
призвали в
армию. На
призывном
пункте в
Казани
выяснилось, что
в многодетной
семье он
является
кормильцем, и
он был отпущен
домой. Но он
остался в
Казани,
устроился на
работу и
забрал к себе
младшую
сестру
Фариду. Об
этом нам
поведала
дочь
Валиуллы
Лиада Хуснутдинова
во время
встречи в
июне 2007 года.
В Казани
Фарида
посещает
медресе, где
учится читать
и писать
по-арабски.
Удивительно,
но этому поколению
татар в
России за
свою жизнь
пришлось
изучить
арабский,
латинский и
кириллический
алфавиты
только для
того, чтобы
читать и писать
на родном
татарском
языке!
К
моменту
знакомства с
Хаметом
Фарида уходит
от
брата. Она
собирается
поступать на
педагогические
курсы,
хорошо поет и
танцует.
Молодые
нравятся
друг другу, и два
любящих
сердца в 1929
году регистрируют
брак,
образовав
новую
советскую
семью - ячейку
строящегося
в стране
коммунистического
общества.
В
архивах
ЗАГСа города
Казани нам
показали
сохранившуюся
запись в
книге
регистрации
браков за 1929
год, где
говорится,
что 13 мая
сочетались браком
Аглиуллина
Фарида в
возрасте 21
год и Нурахмет
Нуреев в
возрасте 25
лет. А уже
через год в книге
регистрации
рождений
имеется запись
о том, что 2
июня у Фариды
и Нурахмета
Нуреевых
родилась
дочь, которую
нарекли
именем Роза.
Итак,
здесь
фамилия
«Нуреев»
записана через
букву
«е», имя
Хамет
записано как
Нурахмет, а
отчество
Фариды -
«Аглиулловна»
записано как
фамилия. Остается
гадать,
почему
записи были
выполнены
именно так.
К
сожалению,
мечтам
Фариды
поступить на
педагогические
курсы не
суждено было
сбыться.
Молодая
семья в 1931 году
перебирается
в Башкирию
в совхоз
«Кармасан»,
где Хамет работает
старшим
рабочим.
Здесь его
выбирают
заместителем
председателя
Профсовета, а
в декабре он
отозван в
распоряжение
Райкома
партии и назначен
пропагандистом.
В
стране
начинается
коллективизация
сельского
хозяйства, и
партия
большевиков
мобилизует
свои кадры
на решение
этой
государственной
задачи. Коммуниста
Нуреева
направляют в
Кушнаренково
для разъяснительной
работы и
проведения в
жизнь линии партии.
Это недалеко
от родной
деревни
Хамета.
Ситуация
для него
сложилась
двойственная.
.
Плоть от
плоти житель
села, рачительный
хозяин, любящий
и ценящий
землю, уклад
сельской
жизни, он должен
был
уговаривать,
убеждать, наконец,
заставлять своих
земляков
вступать в
колхоз. У крестьян
при
этом
обобществляли
землю,
лошадей,
скот, зерно.
Тех, кто был
состоятельнее
и не
хотел
вступать в
колхоз, объявляли
кулаками,
конфисковали
у них имущество
и
отправляли
их в Сибирь.
Нуреевы
поселились в
одном из таких
конфискованных
домов, где
продолжали
жить родственники
выселенного
кулака - жена
и две дочери.
Хамет не
притеснял их.
Тем не менее,
однажды его едва
не утопили в
ледяной реке.
Хамет
по делам
службы часто
бывает в
командировках,
и у него
остается
совсем
немного времени,
чтобы
бывать в
семье.
В
ноябре 1931 года
в семействе
Нуреевых
родилась
вторая дочь,
которую
назвали
Лилия. Однажды
она
простудилась
и потеряла
слух.
В 1935
году Фарида
Нуреева едет
в Уфимскую больницу,
где и
появляется
на свет
третья дочь,
которая
получает имя
Резеда.
Три
дочери с
красивыми
«цветочными»
именами. А отец
все ждет
рождения
сына...
***
Из
материалов
Центрального
архива
Министерства
Обороны РФ мы
узнаем, что в 1937
году Хамет Нуреев
призван из
запаса
политруков в
Красную Армию
и служит
политруком
батареи в
Уральском
военном
округе. В
январе 1938 года
он направлен
к новому
месту службы
в 32-ой
легко-артиллерийский
полк.
В
начале марта
1938 года Фарида
Нуреева с
тремя дочерьми
отправляется
на Дальний
Восток к
месту новой
службы мужа.
Ей нелегко
было решиться
на эту
дальнюю
поездку, ведь
она вновь
ждет ребенка.
Тем
не менее, они
отправляются
в это рискованное
путешествие.
В
разных
источниках
по этому
поводу упоминается,
что
Транссибирский
экспресс, на
который садятся
отважные
путешественницы,
проходит
мимо деревни, в
которой они
до этого
жили. Говорится
даже
об
«обшарпанном
вокзале
Кухнаренково»
и о «леденящем
холоде» того
мартовского
дня.
Объективности
ради следует
заметить, что
в
Кухнаренково
не железной
дороги и,
соответственно
нет железнодорожного
вокзала.
Скорее
всего, Фарида
с дочерьми
добралась на
автобусе или
с оказией до
Уфы, и только
там они сели
на поезд. Возможно,
им пришлось
еще сделать пересадку
в Кургане или
Омске - там
транссибирская
магистраль
напрямую
связывает
европейскую
часть России
с Дальним
Востоком.
Фарида,
отправляясь
через всю
страну к месту
службы мужа,
надеялась,
что успеет
добраться до начала
родов. Но
долгая
тряская езда,
душный вагон,
отсутствие
каких-либо
удобств
утомили отважную
женщину. 17
марта у нее
начались
схватки.
Рудольф
родился в
вагоне
транссибирского
поезда в
четверг 17
марта 1938 года
где-то за
Иркутском. Точного
указания о месте
его рождения
нет, хотя в
своей
автобиографии
он пишет
(видимо, со
слов матери
или сестер),
что это было
в тот момент,
когда поезд
«мчался
вдоль
берегов
озера Байкал неподалеку
от
Иркутска».
Его
сестра Роза
телеграфировала
отцу из Иркутска о
радостном событии.
Думается, что
телеграмма была
отправлена
не из
Иркутска - он
по пути поезда
расположен
до озера
Байкал. Так с
какой же станции
была
отправлена
телеграмма?
Если
верить
семейной
легенде и
собственной
уверенности
Рудольфа, что
родился он у
берегов Байкала,
попытаемся
сделать
самое
невероятное
предположение.
Например, что
Рудольф Нуреев
появился на
свет точно на
середине пути
между —
Кушнаренково
и
Владивостоком.
Это расстояние,
подсчитанное
по атласам
автомобильных
и железных
дорог, где
указаны
километры
между перегонами,
составляет 7892/2 =
3946 км.
Невероятно, но на
этом месте
расположена
маленькая станция
Утулик, в
устье речки с
одноименным
названием. Слово
это в
переводе с
татарского и
общетюркского
означает
«проходная,
проездная»
от слова «уту»
- проходить,
проезжать
(пешком, на
лошади, на машине
и др.).
В
настоящее
время в
поселке
Утулик
расположена
известная
туристическая
база «Байкал».
Так что вполне
возможен
успех их
рекламного
хода: «Здесь,
в
проезжающем
вагоне
транссибирского
поезда, родился
великий
танцовщик XX века
Рудольф
Нуреев!»
Интересная
деталь.
Попасть из
Москвы во Владивосток
в те годы
можно было за
10 суток. При средней
скорости
поезда 40
км/час (с
такой скоростью
ходили в те
времена
поезда)
путешествие
наших героев
длилось 8 суток.
Это значит,
что Фарида с
детьми выехала
из
Кушнаренково
13 марта и
прибыла во
Владивосток
21 марта.
Ближайшей
станцией по
пути
следования
через два
десятка
километров
является
город Байкальск,
откуда и
могла быть
дана
телеграмма.
Тогда все становится
на свои
места.
Транссибирский
экспресс проносится
мимо станции
Утулик. Слева
- просторы самого
глубокого и
самого
чистого в
мире озера
Байкал,
справа -
заснеженный
лес на
склонах горного
хребта
Хамар-Дабан.
В переводе с
бурятского
языка «хамар»
- нос, «дабан» -
подъем,
высокий
перевал,
иначе говоря
«высокий
хребет».
И
первые
колыбельные
песни
Рудольфу
пела 1езная
дорога
перестуком
колес вагона
на стыках и
гудком
паровоза.
«У-у. У-у-у. Тук.
Тук-тук.
Тук-тук-тук».
Конечно,
наше
предположение
слишком
необычно, но таких
совпадений в
жизни
Нуреева немало.
Трудные
роды в поезде
прошли
благополучно,
и вскоре
счастливый
отец
встречал
свое семейство
на
Владивостокском
вокзале.
Наконец, у
него
появился сын!
Отец
служил на
артиллерийской
базе в сотне
километров
к северо-западу
от
Владивостока,
недалеко от
станции
Раздольное,
стоящей на
реке Раздольная.
Та
река впадает
в Амурский
залив и далее
- в море-океан.
Зарегистрировали
новорожденного
в местном ЗАГСе,
дав ему имя
Рудольф и
определив
местом его
рождения
станцию
Раздольное
Ворошиловского
района
Уссурийской
области.
Место
рождения -
вот первый
знак Судьбы.
Рудольфа
ожидала
жизнь в пути,
и само название
«Раздольное»
словно
предопределяло
и его
характер, и
размах
ожидающих
его успехов.
Рудольф Нуреев
объездил
весь свет;
говорят, он
не танцевал
только в
Антарктиде.
Люди мира
пожаловали
ему звание
«Царь танца».
Еще
раз
вчитаемся
внимательнее
- Рудольф Хаметович
Нуреев.
Рудольф -
имя,
получившее
распространение
среди
татар в
первой
половине
двадцатого века
- было заимствовано
из немецкой
культуры. Оно
переводится
так:
знаменитый,
признанный.
Хаметович
- достойный
похвалы,
опять же знаменитый.
Нуреев
- луч, свет,
сияние.
Этот
небольшой
анализ
указывает на
ожидаемую
исключительность,
ведь все
несет заряд
исключительности
в
превосходной
степени. Имя
матери - Фарида
(Несравненная)
и ее отчество
Аглиулловна
(Очень
красивая) -
только
подкрепляют
эту мысль.
Имя
твое - вот
второй знак
Судьбы.
Биографы
утверждают,
что Рудольф
получил такое имя
потому, что
оно
начиналось
на букву «Р», как и
имена его
сестер, и
недоумевают,
почему исключением
стало имя его
второй
сестры -
Лилия.
Здесь
следует
обратить
внимание на
тот факт, что все
имена сестер
Рудольфа
происходили
от названия цветов -
роза, лилия,
резеда, и
татарские
женские имена имеют
именно такие
написания т
Роза, Лилия, Резеда.
Так
все-таки -
почему Лилия?
Проанализируем
цвета
соцветий
несущих эти
имена
растений.
Роза -красный
цветок, Лилия
- белый,
Резеда -
синий.
Но ведь
на букву «Р»
есть и другие
татарские женские
имена, например,
Рабига —
подснежник,
Рай-хан
- базилик, но
нет имени с
цветком
белого цвета,
и родители
называют
свою вторую
дочь именем
Лилия -
цветком
белого вдета.
Мы не
знаем, что
побудило
родителей
Рудольфа Нуреева
выбрать
именно эти
имена для
своих
дочерей, но что-то
их толкнуло к
этому.
Интересен
и охват
пространства.
Роза - кустарник,
лилия -
водяное
растение, а
резеда - трава
в поле.
Дотошный
читатель
может
возразить:
соцветия упомянутых
растений
имеют разные
оттенки; но мы
приняли
цвета,
которые присутствуют
в самом звании
цветов:
(розовый) или.
упомянуты в
книге имен
(белый, синий).
И
что? Причем
здесь цветы и
их цвета? Может
быть, это
знак
Рудольфу?
В
греческой
мифологии
Терпсихора -
муза танца -
изображалась
играющей на
лире, а
голову ее
украшал
венок из
цветов.
А вот
строки из
книги «Таис
афинская»
известного
писателя И.А.
Ефремова:«...
Вот три цвета
трехликой
богини-музы, -
сказал поэт,
обвязывая Таис
поясом
из
продольно-полосатой
бело-сине-красной
ткани...»
Цветы и
эти цвета
сопровождали
Рудольфа на
протяжении
всей его
жизни.
Интересная
деталь. Все
четверо
детей родились
в местах,
расположенных
последовательно
с запада на восток -
Казань,
Кушнаренково,
Уфа, Сибирь! И можно
уверенно
сказать, что
Рудольф
Нуреев
явился миру
с Востока.
Это
все знаки Судьбы.
* 2 *
Рудольф
родился в
суровое
время.
В
СССР полным
ходом идет
индустриализация.
Из
репродукторов
льется песня:
«Мы
рождены, чтоб
сказку
сделать
былью...»
Страна
Советов
борется с
внутренним
врагом, проводя
в жизнь тезис
товарища
Сталина об ужесточении
классовой
борьбы по
мере
построения
социалистического
общества.
Волна чисток
проносится
по стране,
сотрясая все
слои
общества.
Особенно
пострадали
интеллигенция
и армия.
Около сорока
процентов высшего
комсостава
Красной
Армии, от
полковников до
маршалов,
были
репрессированы.
Неспокойно
и положение в
мире.
Назревает передел
границ. До
начала
второй
мировой
войны остаются
месяцы.
Фактически
она началась.
На границах -СССР
вспыхивают
локальные
конфликты. В
одном из них, в
боях за озеро
Хасан в августе
1938 года, участвует
взвод Хамета
Нуреева.
В
марте 1939 года
он подает
рапорт
комиссару части
с просьбой о
ходатайстве
перед командованием
о
переводе его
в город Киев
для
излечения дочери
Лилии,
имевшей
глухоту
после перенесенного
менингита.
Командование
удовлетворяет
просьбу
Нуреева, и летом
1939 года его
переводят в
Москву.
По
пути к новому
месту службы
Нуреевы заезжают
в родную
деревню
Хамета. Таким
образом, в
Асаново
Рудольф
Нуреев
впервые
побывал полуторагодовалым
ребенком.
В
Москве Хамет
служит в
артиллерийском
училище и
получает
квартиру для
семьи вблизи от
места службы.
Маленький
Рудик и
пятилетняя
Резеда ходят в
детский сад,
старшая Роза
учится в
средней
школе, а Лиля
посещает
спецшколу
для глухих.
Для
семьи это
было
относительно
спокойное время, но
длилось оно
недолго.
*
* *
22 июня
1941 года
Германия
нападает на
Советский
Союз.
Начинается
Великая
Отечественная
война, которая
продлится
около
четырех лет (1418
дней).
Хамет
Нуреев в
первый же
месяц войны в
звании старшего
политрука
отправляется
на фронт в
артиллерийскую
часть.
Известно, что
он воевал на
Западном фронте (1941-1943
гг.), позднее
преобразованного
во 2-ой
Белорусский
фронт (1944-1945 гг.).
Прошел всю
войну от
участия в
обороне
Москвы и затем,
наступая,
до Берлина.
Участвовал в
апреле 1945 года в
форсировании
реки Одер, за
что получил
благодарность
от
командования.
В самое
трудное для
страны время,
в конце 1942 года, на
его родине, в
татарских
деревнях и городах,
пишется
«Письмо
татарского
народа фронтовикам-татарам».
Его
подписали
свыше
полутора
миллионов человек,
в основном -
женщины.
Письмо было опубликовано
в «Правде» и
во всех
татарских фронтовых
газетах
5 марта 1943 года.
Политрук
Нуреев вместе
с земляками,
бойцами
своего
подразделения,
читал это письмо
в газете
«Ватан эчен»
(«За Родину»).
Их ответом на
письмо были
смелость и
бесстрашие в боях.
А еще -
так хотелось
поскорее
вернуться
домой с
Победой,
обнять
любимых -
жену Фариду,
дочерей и сына.
_ Он
тоскует по
семье, по
мирной жизни,
по родным
краям и пишет
домой письма;
«Привет, мой
дорогой
сын Рудик.
Большой
привет всем:
Розе, Резеде, Лиле
и маме. Я жив и
здоров. Твой
отец Нуреев».
Войну
Хамет
закончил
заместителем
командира батальона
по
политической
части в
звании майора.
Среди его
наград -
медали «За оборону
Москвы» и «За
победу» над
Германией»,
ордена
«Красной
Звезды» и
«Отечественной
войны».
Несомненно, это
был храбрый
солдат, и
судьба
хранила его в
той страшной войне.
* з *
В начале
августа 1941
года, когда
враг приближался
к Москве,
Фарида с
детьми и
семьями
других военнослужащих
эвакуировалась
в Челябинск и
далее в
деревню за
Урал.
Страшное
слово
«эвакуация»...
Приближается
осень,
недалеко и
зима. Сотни
тысяч людей
сорваны с
нажитых мест
в
неизвестность,
без теплых вещей,
без провизии,
без связи с
родными.
Ужасная
темнота,
продуваемая
изба и «удобства»
на
улице -
условия, в
которые
попадает
семейство
Нуреевых.
«Ледяной
холод, тьма и,
прежде всего,
голод» - вот
основные
впечатления
Рудольфа о
том периоде.
Постоянно
хотелось есть.
Единственной
пищей была
картошка.
Ужинают
поздно, и
мать, лаская
сына, кормит его,
полусонного,
с ложечки.
Утром,
проснувшись,
он, голодный,
плачет в
обиде на то,
что его так и
не покормили
вечером.
«Однажды он
опрокинул
кастрюлю с кипятком
и обжег живот.
Его повезли в
Челябинск в
больницу,
внимание и
забота окружающих
сильно
взволновали его:
«Ощущение,
что доктора и
сестры
заботятся
обо
мне
так, словно я
один во всем
госпитале, было
моим первым
детским
наслаждением».
В
этот
нерадостный
период в
жизнь трехлетнего
малыша входит
музыка. Он
зачарованно слушает
ее. Биографы
сомневаются,
был ли это радиоприемник
или
репродуктор,
но все отмечают
эту
возникшую у
него раннюю
страсть -
слушать музыку.
Рудик
был младшим
ребенком в
семье и,
наверное,
поэтому
любимцем
матери.
Каждый вечер
перед сном она
рассказывала
ему одну и ту
же смешную
сказку,
которую он
очень любил.
А он просил
рассказывать
ее вновь и
вновь.
*
* *
В 1942
году семья
Нуреевых
перебирается
в город Уфу, где
их принимает
семья брата
Хамета Нурислама
- его жена и
дочь. Сам
Нурислам
также
находится на
фронте.
Теперь
всемером они
ютятся в небольшой
комнате
на девяти
квадратных
метрах второго
этажа деревянного
дома. Живут в
нищете, дров
мало, постоянно
холодно,
поэтому
иногда еду
готовят в комнате
на
керосинке -
все же хоть
чуть-чуть
теплее.
Фарида
напрасно
ждет, что им
дадут
собственное жилье.
Она работает
на заводе и с
невероятными
трудностями
растит
четверых
детей. Продукты
в магазинах
выдают
только по
карточкам: 400
граммов хлеба
на человека,
а приобрести что-либо
на базаре не
позволяет
нужда. Она
продает все,
что .можно -.швейную
машину, вещи
Хамета, но и
это не спасает.
Денег
катастрофически
не хватает.
Ведь детей
нужно накормить,
обуть, одеть.
Где уж тут
думать о себе.
Постоянная
нехватка еды
вынуждает ее
иногда в воскресные
дни пешком
идти в
деревню Асаново
к родственникам
мужа, чтобы
принести
оттуда немного
картошки.
Зимой
темнеет рано.
Кругом в поле
бродят
голодные
волки.
Однажды чуть
не случилось несчастье:
ее едва не
загрызли
волки. Спасло
то, что в отчаянии
Фарида
подожгла
накинутое на
плечи одеяло и с этим
факелом шла,
пока не вышла
к людям.
«Отважная
женщина», -
скажет про
мать Рудольф.
Выросшая
в сиротстве,
она редко
улыбалась и никогда
не
жаловалась
на трудности.
Эти ее качества
высочайшего
духа в минуты
трудностей и
опасности впоследствии
передались в
полной мере
Рудольфу.
* 5 *
В Уфе
маленький
Рудик ходит в
детский сад.
Бедность не
позволяла
матери
купить ему теплую
одежду.
Садик был
недалеко, и
она, одев его
в пальто Лили,
несла в детский
сад на спине,
поскольку
зимней обуви у
него тоже не
было. Дети
смеялись над
ним. Впрочем,
тогда все
жили бедно, и
дети смеялись,
возможно,
потому, что
он смешно
выглядел, а
не потому, что был
плохо одет.
В
садике
воспитатели
разучивали с
детьми башкирские
и татарские
танцы, и он
легко
схватывал
эти движения.
Достаточно
было одного
показа, чтобы
он запоминал
их. Рудик
целыми
вечерами
потом повторял
движения
дома.
У
него
появляется
друг,
соседский
мальчик Альберт
Арсланов,
который тоже
любит танцевать.
Они
неразлучны и
все время
танцуют.
Успехи ребят замечают
воспитатели
и приглашают
их в детский танцевальный
ансамбль.
Маленькому
Рудольфу шел
пятый год.
Первый
концерт
ансамбля
состоялся в
госпитале,
где ребята
танцевали
перед
ранеными
солдатами.
Они даже
попали в
киножурнал,
который
показывали в
кинотеатрах
Уфы перед
началами
сеансов. Мать
очень
гордилась им
и много позже
рассказывала
внучке,
что ее Рудик
«был самым
лучшим танцором
в детском
саду».
И она
была права.
*
* *
Страшная,
унесшая миллионы
жизней и
разрушившая
половину
страны,
война,
наконец, подходит
к
победному
концу.
И вот
свершилось! 9
мая 1945 года
война закончилась
безоговорочной
капитуляцией
Германии. Для
семейства
Нуреевых, как
и для всех,
это был день всеобщего
ликования.
Кончаются
страхи и
мучения
военного
существования,
и начинается
мирная жизнь.
Она начинается
с
ожидания
возвращения
отцов, мужей
и братьев с фронта.
Все
мальчишки
ходят на
вокзал встречать
отцов.
У Рудика тоже
есть
наблюдательный
пункт, откуда
виден железнодорожный
вокзал, и он
тоже ждет
отца.
Железная
дорога
всегда
завораживала
мальчика, рожденного
в пути. Он
мысленно,
совсем как Васька
нз
Гайдаровской
книжки
«Дальние страны»,
уносится в
неведомую
даль.
Вскоре в Уфу
приходит
весть, что прибывает
состав
из Германии с
возвращающимися
с фронта победителями.
Нуреевы всей
семьей идут
встречать
поезд, но
Хамета среди
демобилизованных
воинов нет.
Возвращение
отца из армии
задерживается,
он оставлен
служить под
Берлином в оккупационных
войсках.
* 8 *
Осенью
1945-го Рудик
поступает в
мужскую школу №2. С
другом
Алькой они
сидят за
одной партой.
Вместе
играют во
дворе в
лапту, в
прятки и в
войну.
В то
время все
мальчишки
играли в
войну. С деревянными
пистолетами
или просто с
вытянутым
указательным
пальцем
крались по
дворам между
поленниц и
кричали:
«Пу-пу!
Выходи, я
тебя
застрелил!»
Перед
новым годом
(Рудику идет
восьмой год) мать
ведет
четверых
детей в
оперный
театр на балет
«Журавлиная
песня» с
участием
Зайтуны Насретдиновой.
Причем им удается
проникнуть в
театр с одним
билетом.
Рудик
впервые в театре,
и все здесь
его поражает:
зал с
балконами, кресла,
обитые
бархатом,
оркестр,
настраивающий
свои инструменты.
Гаснет свет,
звучит
музыка, поднимается
занавес, и
ждущая чуда
душа ребенка уносится
в сказочную
высь.
Постановка
оказывает огромное
влияние на
впечатлительного
мальчика: «Со
мной что-то
произошло, из
своего
одинокого мира
я перенесся
прямо на
небеса. ...Я
потерял дар
речи», -
позднее
вспоминает
он.
Судьба
посылает ему
свой знак, и он
принимает его.
Могут
возразить,
что это
детское
впечатление навряд
ли могло
оказать
сильное
влияние на
судьбу будущего
великого
танцовщика
мирового балета.
Другое
дело - учеба в
Ленинграде и
роль его педагога
Александра
Пушкина!
Не
собираясь
оспаривать это
мнение, хотим
отметить, что
детство,
проведенное
на башкирской
земле, воспитание,
которое он
получил в
родном городе
Уфе, а также
воздействие
родных,
друзей и
воспитателей,
несомненно,
заложили ту
целеустремленность,
которая
привела его в
последующем
в
хореографическое
училище
Ленинграда.
Собственно,
об этом наш
рассказ.
Каждый шаг в его
жизни был
важным и
главным.
* * *
Лето 1946
года.
Возвращается
из армии
отец. Жена
и дети
радостно
встречают
его, но из-за
долгой разлуки они
в какой-то
степени отвыкли
от отца. Другое
дело - мама.
Она всегда
рядом. Она
заботлива, а
отец строг и
сдержан.
Хамет
решает
осесть в Уфе,
городе с 250-тысячным
населением, с
развитой
промышленностью
и культурой.
Здесь живут
его
родственники,
недалеко находится
родная деревня.
Он понимает,
что семья устала
от его
неспокойной
военной
службы, переездов
и разлук. Он
оставляет
армию. Сменив
несколько
мест работы,
Хамет
поступает на
крупный
завод и
работает
начальником
охраны.
Наконец,
семья
получает
собственное
жилье в
одноэтажном
деревянном
доме по улице
Зенцова (дом № 37). Здесь
тоже тесно -
одна комната
в четырнадцать
квадратных
метров. Стол
в центре комнаты,
комод в
углу, вдоль
стен - две
железные
кровати. Печное
отопление,
туалет во
дворе,
колонка с
водой на улице.
Впрочем, все
как у людей -
такова была
норма тогдашней
жизни.
Отец
любил охоту и
завел собаку
по кличке Пальма.
Для
охотничьего
ружья он
катал свинцовые
пули,
научил этому
и сына.
Строгость
считал лучшим
методом
воспитания
мальчика,
будущего мужчины.
Впрочем,
как всякий
отец, он
любил сына и
надеялся, что
тот получит
хорошее
образование,
достойную
профессию и
станет
настоящим
мужчиной.
* * *
Жизнь
шла мирным
чередом. Она
была нелегка,
но
все же хоть
как-то
устроена.
Взрослые работали,
дети
учились в
школе.
Рудик
увлекается
танцами. В
его школьном
табеле за третий
класс
появляется
запись:
«Активный
участник
художественного
кружка.
Танцует очень
хорошо и
с большой
легкостью».
Отец не
одобряет
увлечения
сына танцами,
полагая,
что это не
является
делом для
настоящего
мужчины.
Хорошо, если
станет
приличным
артистом, а если
нет? И в этом
смысле
занятия
танцами - пустая
трата
времени.
Сын
отчуждается
от отца,
занятий
танцами он не
бросает.
Под
предлогом
покупки
хлеба, молока
или керосина
он бегает на
занятия
танцевального
коллектива.
Современному
человеку
несколько
странно воспринимать
такое
объяснение.
Ведь сегодня
сходить за
хлебом -
пятиминутное
дело, тогда
как занятие в
кружке
длится
несколько
часов.
Но тогда...
Хлеб в
магазины
привозили не регулярно,
в ограниченном
количестве, и
за ним выстраивались
длинные
очереди. Люди
часами стояли
в ожидании
появления
машины с
хлебом. Хлеб
пекли в виде
двухкилограммовых
буханок, а
потом разрезали
ножом
на пайки
строго по
весу. При
этом всегда
получались
небольшие
довески,
которые по
пути домой можно
было съесть.
За
молоком тоже
были очереди.
Часами ждали прибытия
молока. Из
фляги молоко
черпаком наливали
в бидоны
покупателей.
И
за керосином
всегда была
очередь.
Мальчишки
иногда
специально
вставали в очередь
и, постояв некоторое
время,
уступали ее
за рубль подошедшим
позднее
покупателям.
На этот рубль
можно было
купить
мороженое.
Так,
ссылаясь на
очереди,
Рудольф
ходит на занятия.
Впрочем, он
упражняется
в танцах везде
и постоянно.
Через год он
получает
памятный подарок
- книгу от
горкома
комсомола с
надписью: «Нурееву
за
лучший танец
в
любительском
кружке Ждановского
района Уфы, 1948
год».
* 13 *
Рудольфу
везет. Его
замечают, и
вскоре он попадает
в Дом учителя
к Анне
Ивановне
Удальцовой -
бывшей
балерине из
Ленинграда.
Она просит
его продемонстрировать
несколько
движений и,
как вспоминает
Рудольф,
заключает:
«Ты должен
обучаться классическому
танцу». Более
года она занимается
с ним,
обучая азам
балета.
Одновременно
Рудольф
успевает
танцевать и в
клубе
паровозоремонтного
завода.
Позднее,
по
рекомендации
Удальцовой,
он переходит в
балетный
кружок Дома
пионеров на улице
Карла
Маркса и
занимается у
Елены
Константиновны
Войтович.
Еще одной его
покровительницей
становится
Ирина
Александровна
Воронина - их
аккомпаниатор,
работавшая
также
концертмейстером
в Уфимском
оперном
театре.
Встреча с
ними помогла
Рудольфу
почувствовать,
что
такое
настоящий
танец. Они не
только обучают
его
танцевальным
па, но и
общаются с
ним вне
класса,
приглашая к
себе домой на
чай, а Ирина
Александровна даже
учит его
играть на
фортепиано.
1951 год.
Рудольфу -
тринадцатый
год, и он танцует
в детском
балете «Фея
кукол», специально
поставленном
для него. Его
партнершей в
этом балете
была
Светлана
Баишева, которую,
видимо, следует
назвать
первой партнершей
Рудольфа
Нуреева. Свет
и Нур - просто
лучезарный дуэт.
В
кружке Света
с Рудиком
танцуют
вместе три
года. «Мы
часто ездили
по концертам
в пионерские лагеря,
благо, что И. А.
Воронина
могла аккомпанировать
на
аккордеоне.
Танцевали мы
и украинский
танец, и
мазурку, и
школьный
вальс, и
много других танцев,
которых
сейчас уж и
не
вспомнишь», -
любезно сообщила
она нам в
своем письме.
Кстати,
фамилия
Светланы
Гиндулловны
постоянно
подвергалась
коверканию,
пока она вынужденно
не
изменила
написание
буквы «и» на
«й». Теперь
ее фамилия
пишется
Байшева с
ударением на
первом слоге.
Сегодня
Светлана
Гиндулловна
живет в городе
Бобруйске
(Беларусь),
где
руководит
Образцовым детским
ансамблем
«Хореографические
миниатюры» -
лауреатом
республиканского
фестиваля
«Мы родом из
детства»,
Всебелорусского
фестиваля национальных
культур,
международного
фестиваля «Золотая
пчелка».
Она с
семи лет
занималась в
балетном
кружке у
Войтович и
вот как
вспоминает о
своей юности
в интервью,
данном ею для
газеты «Советская
Белоруссия»:
«Елена
Константиновна
была главным
балетмейстером
Уфимского
оперного
театра. Ленинградка,
из
эвакуированных,
в свое время
она закончила
Вагановское
училище и
танцевала
еще при императоре
Николае.
Талантливейший
человек,
изумительный
собеседник...
Повезло
мне не только
с педагогом,
но и с партнерами.
Моим
напарником
был Рудольф
Нуреев. Рудик,
как мы
его все
называли. То,
что он -
талант, было видно
невооруженным
глазом. Он
мог танцевать
без устали
несколько
часов подряд.
Даже когда
репетиции
заканчивались,
и все
собирались
домой, Нуреев
оставался.
Его
выпроваживали
со скандалом.
Он и сам
закатывал
скандалы,
если по какой-то
причине
репетицию
отменяли.
Тренировался
самозабвенно,
даже
фанатично,
постоянно
«дергал»
педагогов,
мол, все
ли он делает
правильно.
Рудик вообще
был очень требовательным
и к себе
самому, и к
партнерам.
Работать
с ним было
насколько
приятно, настолько
сложно, уж
очень резкий
у него
характер: чуть
что не по нем,
мог и
накричать
при всех, и по
руке больно
ударить, если
не так руку подала.
И никогда не
просил
прощения.
Было, конечно,
обидно,
иногда я после
репетиций
втихаря,
плакала
где-нибудь в
углу. Но
вскоре
отходила,
поскольку понимала,
что он прав, и
все ему
прощала».
*
* *
Успехи
в танцах
окрыляли
Рудольфа, но
отношения в семье
никак не
способствовали
их развитию.
Его
наставники
говорили о
необходимости
учебы в
Ленинграде в
хореографическом
училище, а
отец
категорически
запрещал
Рудольфу
заниматься
танцами.
Мать, не
желая ссоры в
семье, не
могла возражать
мужу, и единственной
поддержкой
ему дома была
старшая
сестра Роза,
которая сама
занималась
ритмикой и
собиралась
стать педагогом.
В
школе
одноклассники
тоже не
поддерживают
его.
Дразнят,
насмехаются.
Рудольф
замыкается.
Единственный,
кто понимает
его - друг Альберт.
Рудольф
проявляет
чудеса
изобретательности,
чтобы
продолжать
танцевать,
естественно,
в ущерб
другим
школьным
предметам. Впрочем,
учителя,
жалуясь на
отсутствие в
нем прилежания
к предметам,
никогда не
ругали его за
увлечение танцами.
В Доме
пионеров он проявлял
невероятную
работоспособность,
часами
отшлифовывая
танцевальные
движения.
Однажды
он узнал, что
предстоит
отбор группы ребят
из Башкирии
для отправки
в Ленинград
на учебу в
хореографическое
училище. Он
уговаривал
отца, чтобы
тот разрешил
ему поехать в
Ленинград.
Отец долго
отказывал, а
когда
согласился,
было поздно -
группа уже
уехала.
Постепенно
Рудольф
становится
прекрасным
танцором и
занимает
первые места
во всех городских
конкурсах
художественной
самодеятельности..
Участвует в
концертной
бригаде,
разъезжающей
по сельским
районам. Два
рядом
стоящих
грузовых автомобиля
с открытыми
бортами
представляли
сцену, а скамейки
вокруг -
зрительный
зал. Трудовая
публика, приходящая
на концерты,
тепло
аплодирует подростку,
отчаянно
танцующему
матросский
танец.
Упорство
- качество,
которое
отмечают все
у молодого
Нуреева.
Однажды,
из-за плохо
подогнанных брюк,
он трижды
начинал тот
самый
матросский
танец и
все-таки
довел его до
конца.
В 1953
году он, по
рекомендации
Елены
Константиновны
Войтович,
вместе со
своими
знакомыми по Дому
пионеров
Альбертом
Арслановым и
Памирой Сулеймановой
поступает в
балетную
студию, отмывшуюся
в тот год при
Уфимском
оперном театре.
Тогда
же он
начинает
выступать в
балетной труппе
в качестве
статиста.
Заработок
невелик - 10 рублей,
но,
наконец, он
выходит на
настоящую
сцену.
***
Рудольф
переводится
в вечернюю школу
и все свое
свободное
время отдает
балету. Он
пересмотрел весь
репертуар
Уфимского
театра,
познакомился
со всеми
артистами. В
студии он,
вместо
одного, занимался
сразу в трех
классах - в
классе
Зайтуны Бахтиаровой,
затем
присоединялся
к кордебалету,
а потом
и к солистам.
Зайтуна
Бахтиарова
была сурова
и
требовательна
к Рудольфу;
впрочем, однажды
она
призналась
ему, что
«строга с
теми, у кого
есть будущее».
Вскоре
Рудольф сам
начинает
подрабатывать,
занимаясь
в рабочих
коллективах
постановкой
танцев, и это
дает ему
относительную
независимость
в семье.
Ему
уже 17 лет, и для
учебы в
хореографическом
училище
он считается
переростком,
но мечта об
учебе в
Ленинграде
не оставляет
его.
Единственный
выход -
официальное
направление
от имени
республики. Ирина
Александровна
Воронина
начинает хлопотать
за него,
организовав
обращение в
Министерство
культуры
Башкирии с
предложением
направить Рудольфа
в
Ленинградское
хореографическое
училище.
Поддерживает
его и Зайтуна
Насретдинова,
прима-балерина
Уфимского
оперного
театра.
Только
хлопоты
башкирского
министерства
культуры
убеждают
Москву дать
согласие на
учебу «в
порядке
исключения».
Но еще
требуется просмотр
ученика
специалистами.
Случай
и удача
сопутствуют
ему. В том же 1955 году
в составе
труппы
Уфимского
театра Рудольф
попадает
в Москву на
декаду
башкирского
искусства.
Уже в
Москве на
репетиции он
растянул
мышцу и
пропускает
выступление
в день
открытия
декады. Через
неделю, восстановившись,
исполняет
танец джигита
с шестом в
балете
«Журавлиная
песня».
В те
же дни
Рудольфа
просматривают
педагоги
Ленинградского
хореографического
училища - Найма
Валеевна
Балтачеева и
Абдурахман
Летфуллович Кумысников
- и
рекомендуют
его для учебы
в Ленинграде.
Вот
как
вспоминает о
тех событиях
Алик Бикчурин -
ученик
башкирской
студии
Ленинградского
училища,
тоже
участвовавший
в декаде и
только что познакомившийся
с Рудольфом:
«Наутро они пригласили
его в зал
Московского
хореографического
училища.
Вернее,
выяснилось,
что это их
пригласили проэкзаменовать
новичка,
заявившего о
своем желании
поступить в
МХУ. В самом
училище не
оказалось нужного
человека...
После
обычного
осмотра физического
состояния и
небольшого
экзерсиса
(при моем любопытствующем
участии в
качестве - о,
прости меня,
Терпсихора! -
свежеиспеченного
поверенного
в заботах
абитуриента)
Найма
Валеевна и
Абдурахман Летфуллович
предложили
Рудольфу
приехать
осенью в
Ленинград».
По
результатам
просмотра
была
возможность поступить
в Московское
хореографическое
училище, но
в нем не было
интерната.
Осталась
надежда на
Ленинград.
Наконец,
в конце лета
полный
надежд
Рудольф Нуреев
едет на учебу
в
Ленинградское
хореографическое
училище.
Здесь 25
августа 1955
года на окончательном
просмотре, который
проводила
славившаяся
строгостью Вера
Костровицкая,
«лучшая из
женщин-педагогов
России», он
получает ее,
ныне широко
известное,
заключение:
«Молодой
человек, либо
вы станете
блестящим танцовщиком,
либо
потерпите
полный крах.
Скорее
всего, полный
крах!»
Мечта
сбывается, он
принят в
училище.
Теперь все
зависит
только от
него, и он
готов принять
вызов Судьбы,
озвученный
устами
Костровицкой.
В
Советском
Союзе было 55
балетных
театров, а
Рудольф
мечтает о
театре номер
один - Мариинском.
* * *
Сейчас
самое время
рассказать о
Санкт-Петербурге,
Петрограде,
Ленинграде,
просто Питере.
О его прекрасных
улицах,
набережных,
памятниках,
музеях. О
Кировском
(Мариинском)
театре, о
традициях. О
живущих в этом
славном
городе людях,
составляющих его
душу...
Но
это -
нескончаемая
тема. Отметим
только, что в 1955
году было
начато
строительство
исследовательского
ядерного
реактора в
Гатчине, к празднику
Великого
Октября
открылось
ленинградское
метро, а в Автово
закончено
строительство
десятиэтажного
дома.
Вернемся
к студенту
Нурееву.
Танцевальная
Её
Императорского
Величества Школа
(с 1937 года -
Ленинградское
хореографическое
училище) была
открыта 4 мая 1738
года по Указу
Императрицы
Анны
Иоанновны.
Школу эту окончили
великие
танцовщики
прошлого: Матильда
Кшесинская,
Михаил Фокин,
Анна Павлова,
Тамара Карсавина,
Вацлав
Нижинский,
Джордж Баланчин,
Марина
Семенова,
Галина
Уланова,
Наталия Дудинская,
Вахтанг
Чабукиани,
Константин
Сергеев, Юрий
Григорович,
Наталия
Макарова...
Среди
этой плеяды
отметим
Нижинского -
поляка с
раскосыми
глазами и
широкими
скулами. Он обладал
высочайшим
прыжком и
отточенной
до академизма
техникой, но
главной
отличительной
его способностью
считался дар
перевоплощения
- способность
«подчинить
прыжок
эмоции».
«Я хочу
танцевать,
рисовать,
играть на
рояле, писать
стихи. Я хочу
всех любить -
вот цель моей
жизни. Я
люблю всех. Я
не хочу ни
войн, ни границ.
Мой
дом везде,
где
существует
мир. Я хочу любить,
любить.
Я человек,
Бог во мне, а я
в Нем. Я зову
Его, я
ищу Его. Я
искатель, ибо
я чувствую
Бога. Бог
ищет меня,
и поэтому мы
найдем друг
друга. Бог Нижинский»,
- запишет
Нижинский в
свой
«Дневник».
Почему
мы так
подробно
останавливаемся
на Нижинском?
Приведем
размышления
на эту тему Лидии
Ворсинской
в ее книге
«Рудольф
Нуриев — жизнь
в танце»:
«Одним из
суждений,
которое частенько
можно
услышать о
Рудольфе
Нуриеве, является
то, что он
стал как бы
наследником и
продолжателем
традиций
знаменитого,
гениального
и сумасшедшего
Вацлава
Нижинского.
Тот одним из
первых начал
вносить
изменения в
привычное
восприятие
балета как «женского
искусства»,
если можно
так выразиться.
То есть
мужчина на
балетной
сцене был в
большей
степени
помощником
женщины-балерины,
но не равноправным
партнером,
так как именно
на балерину ложилась
основная
художественная
и эмоциональная
нагрузка
спектакля.
Танец же Нижинского
отличался выразительностью
движения и
воодушевлением
до такой
степени, что
иногда
воспринимался
почти как непристойный.
Кроме того,
из-за любви к
максимальному
выражению
красоты тела
и его движения
танец и
Нижинского, и
Нуриева
отличала большая
эротичность».
Кстати,
за всю
историю
Вагановского
училища только
Нижинский и
Фокин были
приняты сразу
на должность
солиста
балета, минуя
кордебалет.
Рудольфу
предстояло
стать
третьим.
Его
определяют в
шестой класс,
который ведет
директор
училища
Валентин
Иванович Шелков,
и помещают
в дортуар на
двадцать
человек. Рудольфу
с его
независимым
характером
трудно войти
в новый коллектив.
Ученики,
воспитывающиеся
здесь по шесть
лет, видят в
нем
«выскочку», у
которого нет «ни
школы, ни
техники». Ему
трудно, он
отчаянно занимается,
но не все у
него
получается.
Тамара
Закржевская,
тогдашняя
ленинградская
знакомая
Рудольфа,
вспоминает:
«Когда он приехал
в Ленинград
и поступил в
училище,
встретили
его там очень
неприветливо.
Рудик попал в
класс Валентина
Ивановича
Шелкова,
который
невзлюбил
его с первого
взгляда.
Рудик мне
рассказывал,
что, когда начинался
урок,
Валентин
Иванович
иначе, как
«деревенщина»,
к
нему не
обращался. И
ученики
(Рудик был
старше всех в
классе, ему
исполнилось
уже семнадцать),
даже не
по злобе, а
потому, что
перед
глазами был пример
учителя,
постоянно
называли его
обезьяной.
Он безумно
страдал,
замкнулся в
себе, будто
чувствовал, что он
один в этом
враждебном
мире. Он
говорил мне, что
тогда его
захлестнуло
отчаяние -
дальше так
быть не может.
Ведь он так
стремился в
это училище,
так хотел
учиться».
К тому же, в
отличие от
вымуштрованных
одноклассников,
Рудольф
ведет
самостоятельный
образ жизни,
не
вписывающийся
в жесткие
рамки порядка,
установленного
в училище -
вечерами без
разрешения уходит
в город.
На
этой почве у
него не
складываются
отношения с
Шелковым.
Доходит до
того, что
вскоре он совершает
отчаянный
шаг, просит
перевести его
в восьмой
класс. Шелков
поражен
наглостью
«неблагодарного»
ученика,
но у него
хватает
выдержки
согласиться.
с ним,
направив его
к Александру
Пушкину с
запиской;
которая
заканчивалась
словами, что,
в случае неуспеха, «у
нас не будет
другого
выбора, как
только вышвырнуть
его из
школы».
Справедливости
ради следует
отметить еще
одну причину,
побудившую
Рудольфа
просить о переводе
его
в старший
класс - ему
исполнилось
17 лет, и он мог не
успеть
закончить
училище из-за
приближающегося
призыва в
армию.
* * *
Судьба
была
благосклонна
к Рудольфу,
послав ему
Александра
Ивановича
Пушкина в
качестве нового
наставника,
«изумительного
педагога»,
обладающего
тактом и
высочайшим
терпением. Тридцать
лет
блиставший
на сцене
Мариинского
театра он понимал,
что главное
для педагога
- выявлять и
развивать
индивидуальность
ученика.
Нуреев
на
протяжении
всей жизни
будет с теплотой
вспоминать
своего
учителя: «Он
всегда старался
использовать
хорошие
качества
каждого ученика,
не сосредотачиваясь
на наших
недостатках,
не пытаясь переделать
нашу
личность, а
напротив,
уважая ее, поэтому
каждый мог
привнести в
свой танец какой-то
индивидуальный
оттенок,
отражение
собственной внутренней
жизни».
Встретились
Учитель и
Ученик.
Чуткость одного
и
фанатичное
старание
другого в
конечном
итоге дали результаты.
Все движения
и па Рудольф
запоминал с первого
раза и
бесконечными
повторениями
совершенствовал
технику. Он
часами
занимался у зеркала,
многократно
повторяя
движения и
позы. Вглядывался
в свое
тело и
оттачивал
каждый жест.
В одиночестве
трудился до
и после
занятий
класса.
«В
Ленинграде
ему
наконец-то
серьезно поставили
ноги в первую
позицию, -
считал
Барышников. - Это
очень поздно
для
классического
танцовщика.
Он отчаянно
пытался
догнать
сверстников.
Каждый день весь
день - танец. Проблемы
с техникой
его бесили. В
середине
репетиции он
мог
разреветься
и убежать. Но
потом, часов
в десять
вечера, возвращался
в класс и в
одиночестве
работал над
движением до
тех пор, пока его не
осваивал».
Старания
Нуреева
привели к
тому, что по
результатам
первого года
он хорошо
успевал по всем
предметам
и в
особенности
по
«специальности».
На
школьном
концерте в
конце
учебного года
он танцует
мужскую
вариацию из
па-де-де Дианы
и Актеона из
балета
«Эсмеральда».
Он не добился
похвалы, но
не получил и
порицания. Для
него это уже
был успех.
К 1955
году
относится и
первое
упоминание о
Рудольфе
Нурееве в
западной
прессе, когда
обозреватель
«Нью-Йорк
пост»
Леонард
Лайнс,
посетивший Вагановское
училище,
напишет, что
видел «татарского
юношу с
растрепанными
волосами»,
поднимавшего
«восточную
девушку».
К
сожалению,
отношения с
учениками
вне класса
складывались
не столь
благополучно.
«Мой отказ вступить
в
комсомольскую
организацию
сделал меня в
высшей
степени
подозрительной
личностью.
Мой ненормальный
вкус к уединению
был сочтен
достойным
презрения», -
вспоминает
Рудольф. У
него нет
близких
друзей в
училище.
* * *
Тем не
менее, в
Ленинграде у
него
появляются
друзья.
Он
часто бывает
в семье тепло
принявших его
людей,
солистов
Оперного
театра и
педагогов училища
Абдурахмана
Летфулловича
Кумысникова
и его жены Наймы
Валеевны
Балтачеевой.
Они расспрашивают
его об
учебе, о
друзьях, о
доме.
Заботятся о нем
и принимают
близко к
сердцу его
проблемы. Это
были замечательные
люди.
Вот
как о них
вспоминает
сокурсник Нуреева
Олег Виноградов,
человек
известный в
балетном мире:
«И не
могу не
сказать о
том, что
очень
большую роль в моей
творческой
судьбе
сыграла
татарская
семья,
которую
всегда помню,
- Абдурахман
Летфуллович Кумысников,
его жена
Найма
Валеевна
Балтачеева и ее брат -
Тахир
Валеевич
Балтачеев
(кстати, первый
исполнитель
партии
Шурале в
постановке Якобсона).
Царство им
небесное!
- Они были
вашими
педагогами?
-
Прежде
всего, они
бьли
артистами
Кировского театра,
потом
педагогами
Вагановского
училища и всю
жизнь -
педагогами-репетиторами.
Фантастические
специалисты!
И изумительные
люди!
Они всегда
помнили о
Татарии,
много рассказывали
мне о ней... И
самое
главное -
именно они
дали мне те
импульсы, тот
профессионализм,
которыми
пользуюсь до
сих пор. С
ними связаны
золотые
страницы
Кировского
театра, и он
их никогда не
забудет».
Следует
добавить, что
в июне 1941 года в
Казани прошла
генеральная
репетиция
балета «Шурале»
в постановке
Якобсона. В
нем приняли участие
приглашенные
из Ленинграда
солисты А. Л.
Кумысников в
партии
Былтыр и Н.В.
Балтачеева в
партии Сююмбике.
Однако
премьера не
состоялась -
началась война.
У них
в доме
Рудольф
знакомится с
Менией Мартинес,
ученицей
Наймы
Валеевны.
«Она (Балтачеева)
мне
рассказывала
о
молоденьком
татарском
мальчике, хорошем
танцовщике,
но
неряшливом и
немножечко сумасшедшем,
- говорит
Мения. - И
сказала, что надо
привести
его в
божеский
вид».
Это
знакомство
неожиданно
для обоих
перерастает
в
романтическую
«первую
любовь». Экспансивная
кубинка, босиком
танцующая
под
аккомпанемент
собственной
гитары и
поющая
зажигательные
песни на
испанском
языке,
привлекла
Рудольфа. Но больше
песен их
сближает
интеллект.
Дочь профессора
литературы
Гаванского
университета
обнаружила в
своем новом
знакомом
духовную близость:
«Все считали его
диким, но он
обладал
невероятным
интеллектом.
Любил книги,
классическую
музыку
и старинную
живопись».
Вскоре
Мения
знакомит
Рудольфа с
Михаилом
Волькенштейном
-
специалистом
по молекулярной
физике и его
женой
Эстеллой
Алениковой, редактором
литературного
журнала.
Вместе они ходят
на концерты,
в Эрмитаж,
знакомятся с
Ленинградом:
По воскресеньям
они увозят
Рудольфа с
Менией к себе
на дачу под
Ленинградом.
Близкими
людьми в
Ленинграде
для Рудольфа
становится
семейство
Романковых:
«Очень скоро
Рудик стал
своим в нашей
большой
дружной
семье Давиденковых-Романковых.
Мама
относилась к
нему как
к сыну, а я и
мой
брат-близнец
Леонид, бывшие
тогда
студентами
Политехнического
института,
очень с
ним
подружились.
И дружили всю
жизнь, хЬтя в
течение
28 лет, после
того, как в 61 -м
году Рудик остался
на
Западе, наше
общение с ним
ограничивалось
лишь редкими
секретными
письменными
контактами и телефонными
разговорами
через
третьих лиц»,
- вспоминает
Любовь
Мясникова.
А вот
как
рассказывает
о Рудольфе ее
брат Леонид
Романков:
«Это было в
конце 50-х
годов. Первой
с ним,
по просьбе
знакомой
пианистки
(Елизаветы
Михайловны),
познакомилась
моя сестра
Люба и
пригласила
Рудика к нам
Ъ гости. Нам
всем было
тогда около
семнадцати
лет. Рудик
недавно
приехал в
Ленинград из
Уфы, жил в
интернате
при Вагановском
училище,
которое к
тому времени
заканчивал. Он не
очень
прижился там,
видимо,
чувствовал
себя одиноко,
и мы легко
подружились.
В первый раз
он пришел к
нам на обед в
воскресенье
в три часа
дня, а ушел в
три ночи.
С тех пор
он обедал у
нас почти
каждое воскресенье.
У нас
сложились
очень
доверительные
отношения,
особенно у
Любы. Она
тоже занималась
классическими
танцами и
очень
интересовалась
балетом.
Рудик
жил с нами
общими
интересами.
Наступали
времена
«оттепели», и
появились
книги до того
невиданных
авторов:
Ремарк,
Хемингуэй,
Цветаева, Мандельштам.
Обсуждали
живопись
импрессионистов.
Мы с сестрой
учили
английский
язык, и Рудик
стал брать
уроки у того
же преподавателя.
Вряд ли он
тогда
осознанно
готовился к
бегству на
Запад, но,
в принципе,
знание языка
помогло ему
там легче
адаптироваться».
И
если уж
говорить об
увлечении
Рудольфа иностранными
языками,
следует
добавить
воспоминания
учившегося
с ним Алика
Бикчурина: «Я
видел его с книгами
Драйзера,
Хемингуэя,
Золя (последнего
на французском
языке). Помню,
меня смутила
невольная зависть
при виде
романа
«Жерминаль»
в руках у Рудольфа:
он усердно
учил
французский
язык...»
* * *
Успешная
учеба в
училище
привела к
тому, что, наконец,
наладились
отношения с
отцом. Тот смирился с
выбором сына,
хотя говорил
при этом: «Ладно,
он уехал.
Посмотрим,
что из этого
выйдет». Мать
была рада.
Рудольф
часто бывал в
доме своего
педагога
Александра
Пушкина, жил
у них.
Второй
год учебы прошел
в
непрерывных
занятиях. Для
мужского
танца были
характерны
основательность,
солидность, а
Рудольф
демонстрировал
порывистость,
экспрессию,
редкие для
мужчины-танцовщика
выворотность
и
пластичность
движений.
В том
году его
партнершей
становится
Алла Сизова,
талантливая,
красивая
балерина,
обладающая
парящим
прыжком. Они
готовят
па-де-де
Дианы и Актеона
из балета
«Эсмеральда»
и исполняют
его на отчетном
концерте в
июне 1957 года.
В то
время каждую
весну в
Москве
проходили выступления
лучших
учеников
балетных
школ страны.
В апреле 1958
года на этом
смотре молодых
творческих
сил
ленинградскую
школу
доверили представлять
Алле Сизовой,
Маргарите
Алфимовой,
Наталье
Макаровой,
Юрию
Соловьеву и
Рудольфу
Нурееву.
В
первый вечер
Сизова из-за
болезни не
смогла участвовать,
и Рудольф
танцевал
один. Он танцевал
после
прекрасно
выступивших
Макаровой и Соловьева;
тем не менее,
его
выступление
«ошеломило
зал». На
следующий
вечер дуэт из
«Корсара»
Сизовой и
Нуреева
вызывает
восторг
зрителей.
Известный
танцовщик
Большого
театра Владимир
Васильев
вспоминает о
том выступлении
Рудольфа:
«Нуреев всех
изумил своим
животным магнетизмом
и
эмоциональным
погружением
в танец. Его надо
было видеть
живьем, ведь
когда смотришь
съемки
того времени,
они не
передают
того эмоционального
накала».
Тогда
же Нуреев
после
окончания
училища получает
приглашение
в Большой
театр и театр
Станиславского.
На
выпускных
экзаменах в
июне того же
года Рудольфа
ожидает еще
один триумф.
Балерина Кировского
театра
Вечеслова в
газете «Вечерний
Ленинград»
писала:
«...наибольший
успех выпал
на долю Аллы
Сизовой и
Рудольфа
Нуреева. Он
врывается в танец
с
необычайной
экспрессивностью.
Нельзя не оценить
высоко
большую
работу,
проделанную
выпускником
под
руководством
своего педагога
всего за три
года».
Танцевал
Рудольф и
сольную
партию
Фрондосо из
«Лауренсии»,
чем
удостоился
похвалы примы-
балерины
Кировского
театра
Натальи Дудинской,
которая, на
сомнения
Нуреева о
месте работы
после окончания
училища,
сказала:
«Оставайтесь
здесь, и мы
вместе будем
танцевать
«Лауренсию».
Это сняло его
сомнения.
Впрочем,
назначение
его в
Кировский
театр не
прошло
гладко. В
какой-то
момент
министерство
культуры
Башкирии стало
настаивать
на
возвращении
его на работу
в Уфу,
поскольку
именно
оттуда он был
направлен
на учебу в
хореографическое
училище.
Для
Рудольфа это
было едва ли
не трагедией.
Но
видеть в этом
происки
недоброжелателей
было бы странно,
в СССР в то
время существовал
общий порядок,
по которому
учащиеся,
окончившие учебное
заведение,
обязаны были
отработать
три года по направлению
государства.
В данном
случае это
была Уфа, ведь
стипендию за
Рудольфа
платила Башкирия.
И
то, что он, в
конце концов,
был оставлен в
Ленинграде,
явилось
исключением
из правил.
Предполагалось,
что
в
«столичном»
театре он в
большей степени
прославит
родную
республику.
* 21
*
Итак,
свершилась
мечта
Рудольфа. Он,
минуя кордебалет,
принят на
работу в
Кировский театр
в качестве
солиста балета.
Он - солист
лучшего и старейшего
балетного
театра
России.
Дебютировал
в Кировском
театре
Рудольф 25 октября 1958
года в танце
па-де-труа из
«Лебединого озера»
с Нонной
Ястребовой и
Галиной Ивановой.
Но
настоящий
дебют
произошел 20
ноября, когда
он выступил с
Дудинской в
«Лауренсии»,
в обещанной
ею партии
испанца
Фрондосо.
Рудольфу
шел двадцать
первый год.
«Он
выучил роль
очень быстро,
- вспоминала Дудинская
через 35 лет на
фестивале
«Белые ночи».
Рудольф
стал её
последним
Фрондосо. - Я
подумала, что
он подойдёт
на эту роль - с
его
темпераментом,
молодостью и
техникой. Я
уже
танцевала
«Лауренсию» с
Чабукиани,
который
поставил её
для меня, и с
Константином
Михайловичем
(Сергеевым),
который был
очень, очень
сильным. И я
беспокоилась,
удержит
ли меня Рудик
в некоторых
поддержках,
ведь это
было его
первое
выступление
в главной роли.
Но он =.
был
внимательным
и держал меня
очень хорошо.
Он оправдал
все мои
ожидания».
«Нуреев
сразу
продемонстрировал
уверенное
владение
сложным,
острым
портретным рисунком
и так
захватил нас
быстрым
темпом танца,
элементами полета,
точной, порой
ошеломляющей
динамикой
поз, что мы
невольно
думаем о
большом будущем
молодого
артиста», -
писала
критик
Валерия Чистякова
о Фрондосо -
Нурееве в том
спектакле. Все
биографы
обращают
внимание на
то, что
Наталье
Михайловне Дудинской
к тому
времени исполнилось
сорок шесть
лет. Она тоже
окончила
Ленинградское
хореографическое
училище -
ученица А. Я.
Вагановой,
была ведущей
балериной
Кировского Шатра
и четырежды
награждалась
Государственной
премией СССР.
Существует
мнение, будто
бы Дудинская
пригласила
Рудольфа,
чтобы
вдохнуть
новую жизнь в
свое
положение на
сцене; но, как
настоящая
звезда, она
не нуждалась
в этом. Через
два года она
станцевала кокетливую
Китри в «Дон
Кихоте», и
Нуреев
сказал: «Она
всем
показала, как
надо
танцевать».
Дудинская
видела в
Нурееве
равную ей
восходящую
звезду и
хотела
поддержать
его. Он понимал
это и
всегда был ей
благодарен.
За
три года
работы в
Кировском
театре Нуреев
исполнил
14 партий,
включая
главные в
балетах «Дон Кихот»,
«Жизель»,
«Лебединое
озеро», «Баядерка»,
«Щелкунчик»,
«Спящая
красавица». С
ним выступают
и другие
ведущие
балерины
театра - Алла
Шелест, Ирина
Колпакова,
Ирина
Зубковская,
Нинель
Кургапкина.
Первое
время
Рудольф жил в
общежитии, но
уже в
том же году
получил
комнату в
двухкомнатной
квартире. Его
соседкой по
квартире
стала Алла Сизова.
Вселение
двух
квартиросъемщиков
в одну изолированную
квартиру
было нормой
для послевоенного
Ленинграда.
Однако
Рудольф
заподозрил в
этом чьи-то намерения
соединить их:
«Они думают,
что я на ней женюсь.
Никогда».
К
Рудольфу
перебирается
его старшая
сестра Роза,
а к Алле - ее
родители.
Квартира
превращается
в обычную
коммуналку, и
весь чей-то
возможный
план
создания
новой
образцовой
советской
семьи рухнул...
К тому же с
Рудольфом
случается
несчастье -
он порвал
связку на
правой ноге.
По заключению
врачей
ему грозит
долгое
лечение. Для
танцовщика это
трагедия.
Выручает
его в
очередной
раз
семейство Пушкиных.
Он
перебирается
к ним жить, а
хозяйка дома,
супруга
Пушкина
Ксения лечит
его. Душевный
покой, теплота
и домашняя
обстановка
спасают его.
Уже через
месяц он
приступает к
занятиям.
* * *
Весной
1959 года Нуреев
вместе с
Нинель Кургапкиной
получают
роли в балете
«Гаяне». Кургапкина
- блестящая балерина,
ученица А.Я.
Вагановой. Ее
прыжки,
фуэте,
вращения,
сочетаемые с
выразительным
финалом,
всегда
вызывали
восторг зрителей.
С этого
спектакля
начинается
их творческий
союз,
переросший в
настоящую
дружбу длиною
в жизнь.
Независимость
характеров и
полная
самоотдача на
сцене
сблизили их.
Они десятки
раз повторяли
сложные
элементы
танца и
готовы были
работать до изнеможения.
Премьера
спектакля
проходит 10
мая с большим
успехом.
Летом 1959
года Нуреев в
составе
советской делегации
едет на
Международный
фестиваль молодежи
и студентов в
Вене. Не
обошлось без
сложностей
- его фамилии
первоначально
не оказалось
в списке
кандидатов
на поездку.
От Кировского
театра на фестиваль
попали Юрий
Соловьев, Татьяна
Легат, Нинель
Кургапкина,
Алла Сизова,
Алла Осипенко,
Ирина
Колпакова и
Рудольф
Нуреев.
Вена
поразила
Рудольфа. «Я
горячо
полюбил Вену. Она
явилась в
моих глазах
самым веселым,
самым
красивым и
самым
гостеприимным
из городов», -
вспоминает
он.
Выступления
на фестивале
приносят
заслуженный
успех
«молодым
посланникам
советского
балета». Алла
Сизова и
Рудольф
Нуреев,
танцуя «Хореографические
миниатюры» в
постановке
Ю.Н. Григоровича,
получают
единственную
в своей
категории десятибалльную
оценку и
занимают
первое место.
Помня
трудности с
приобретением
хорошей обуви в
России,
Рудольф в
Вене
покупает
всем сестрам
красивые
туфли, матери
сапоги, а
попав после
Вены в Болгарию,
покупает
матери еще и
шубу.
* * *
Осень
прошла в
подготовке
новых партий.
В «Баядерке»
- воин Солор, в
«Жизели» -
Альберт. Его выступлений
ждут,
поклонницы
встречают
его у дверей
театра -
автографы,
цветы...
Дебют
Рудольфа с
Ириной
Колпаковой в
«Жизели» 12
декабря 1959
года потряс
балетную
публику Ленинграда.
Вопреки
традиции все
было новым -трактовка
партии,
покрой
костюма,
элементы танца.
Все
это Рудольф
делает сам,
преодолевая
чьи-то мнения.
Это был
взрыв. Театр
сотрясали
аплодисменты
и топот. «Я
первым играл
Альберта влюбленным
с самого
начала», -
напишет он.
В тот
раз Рудольф
танцевал и
для матери.
Она сидела
в первом ряду
и плакала от
переполнявшей
ее радости,
видя, как
принимают ее
любимого сына.
Ленинградский
знакомый
Нуреева
Леонид Романков,
бывший на том
спектакле,
вспомнит впоследствии:
«Я никогда не
мог понять,
откуда в нем врожденный,
казалось бы,
аристократизм,
благородство
поз и
движений!
Мало того,
что он был очень
красив -
с резким,
немного
хищным
профилем, нервно
вырезанными
ноздрями и
прекрасной
улыбкой, - но и
осанка,
движения
тела, поворот
головы. Выходит
граф Альберт,
и вы
забываете о
сыне многодетного
политработника
из глубокой
провинции, в
каждом самом
маленьком
жесте
читалась
многовековая
культура
дворянского
рода!»
Нуреев
сделал роль
партнера в
балете более
значимой. До
него партнер
поддерживал
балерину, оставаясь
на втором
плане. Танец
Нуреева был
выразительным.
Он первым
среди
советских
танцоров
стал выходить
на сцену в
белом
облегающем
трико. Все камзолы
и пиджаки
были темного
цвета, укорочены,
тесные
в талии и
свободные в
плечах. Он
показывал не
только
драматургию
танца, но и
красоту человеческого
тела,
изящность
движений и
силу в момент
поддержки
партнерши.
Казалось бы,
очевидные
ныне вещи,
но как трудно
было ему в
свое время преодолевать
устаревшие
традиции...
Зарплата
Рудольфа
составляла 250
рублей, по тогдашним
меркам -
очень
приличная
зарплата. Например,
молодые
специалисты
после
окончания ВУЗа
получали
на
производстве
100-110 рублей.
Половину
денег
Рудольф
посылал
родителям.
Мать и отец
приезжали в
гости к сыну
и однажды побывали
на
спектакле.
«Разочарование
моего отца, -
вспоминает его
дочь Резеда, -
сохранялось
до тех пор, пока
он не увидел
выступление
Рудольфа на
сцене Кировского
театра
в Ленинграде.
Он понял, что
это было то,
чего хотел
Рудольф, и
что это его
судьба».
* * *
Живя
в Ленинграде,
Рудольф
стремится
познакомиться
с образцами
зарубежного
искусства,
используя
для этого
каждый
приезд зарубежных
творческих
коллективов.
Он постоянно
нарушает
«рекомендации»
не общаться с
иностранными
представителями
и, в частности,
знакомится с
приехавшей
на гастроли американской
актрисой
Лолой Фишер,
исполнительницей
роли
Элизы Дулитл
в пьесе «Моя
прекрасная леди».
Когда
в Москву
должен был
приехать
«Американ балле
тиэтр» с
участием
звезд
мирового балета
- Марией
Толчиф и
Эриком
Бруном,
которых
Рудольф с нетерпением
ожидал
увидеть, его
самого и
Нинель
Кургапкину в
составе
советской
делегации
направляют
на
Берлинский
фестиваль
социалистических
стран.
Эта
поездка,
возможно, в
другой
момент вполне
обычная,
сильно
раздражает
Нуреева,
поскольку
после фестиваля
им приходится
в течение
месяца
гастролировать
по городам и
весям ГДР. К
тому же Кургапкина,
в
нарушение
всех
«рекомендаций»,
ходит в брюках,
и за это
по
возвращении
подвергается
резкому порицанию
функционеров
в
министерстве
культуры. Она
становится
«невыездной».
Рудольфу
так и не
удалось
познакомиться
с Бруном -
лучшим
танцовщиком
Запада. Он
видит Бруна
только в
любительской
записи и
восхищается
им:
«...холодный,
настолько
холодный, что
обжигает».
Была
еще поездка в
Йошкар-Олу в
январе 1961 года.
Обычная по
тем временам
поездка.
Тогда заботливые
администраторы
в
командировочных
удостоверениях
писали фразу
типа: «Проезд
разрешаю купейным
вагоном
скорого
поезда или
самолетом» Строптивому
Нурееву
проезд
самолетом не разрешили, что
привело его в
неистовство.
Две ночи в
поезде и первое же
выступление
на скрипучей
сцене побуждают
его прервать
гастроли и
вернуться домой.
Результат
- чиновник от
министерства
уведомляет его о
том, что он
лишается
поездок за границу.
Печать
«невыездной»
ставится и на
его биографии
.
Рудольф
в своей
последующей
творческой жизни
станцует
более ста
партий, но
одна так и
останется не исполненной
- партия
Фархада в
«Легенде о любви»
Ю.Н.
Григоровича,
в сказке о
персидской
царице и ее любви к
очаровательному
юноше.
Все, что
он танцевал
до сих пор,
были партии в
состоявшихся
спектаклях с
состоявшимися
балеринами. Он
мечтал о
новом, вновь
поставленном
балете, новой,
никем не
сыгранной
роли, с новой,
никому не
известной
балериной.
Григорович
ставит такой
балет и
приглашает
Рудольфа на
ведущую роль.
Тот с большим
увлечением
взялся за
нее. Он хотел
вложить в эту роль
всю свою
необузданную
страсть, восточный
темперамент.
Но уже
созданный
танец не состоялся
из-за
неувязки в
расписании
репетиций и
последовавшей на
этой почве
ссоры с
постановщиком
спектакля Юрием
Григоровичем.
Не
судьба.
Вернее -
такова
судьба.
Вот
как
описывает те
события
известный фотограф,
драматург и
прозаик Нина
Аловерт: «Когда
Григорович
начал
работать над
«Легендой о
любви»,
Пушкин
предложил
Григоровичу
обратить
внимание на
Нуреева.
«Понимаешь, -
говорил
Григорович, -
я стоял в
балетном
классе у
палки, и
Пушкин стоял
в балетном
классе у
палки. Я
делал батман,
и Пушкин делал
батман.
Как-то в
классе Саша
сказал мне,
что у него
есть ученик,
очень способный.
Я посмотрел
на Нуреева и
подумал: это -
Фархад.
Татарчонок, тоненький,
очаровательный.
Но с
характером у
него было
плохо».
Григорович
готовил
Нуреева в
первый состав
исполнителя
роли. Со слов
Григоровича
знаю, как однажды он и
художник
Сулико Вирсаладзе
смотрели репетицию
уже
поставленного
адажио. Танцевали
молодые
танцовщики
Эмма
Минчецок и Рудольф
Нуреев.
В
полукруглые
окна
репетиционного
зала на улице
зодчего
Росси лился
холодный
свет зимнего
петербургского
утра. Для тех,
кто никогда
не был в Петербурге,
трудно
объяснить,
что
петербургское
«освещение»
сродни
театральному,
оно подчеркивает
почти
мистическую
красоту
этого города.
Так вот, в
этом свете
зимнего
петербургского
утра два юных
артиста
танцевали
настолько
фантастически,
что
Григорович, как
он говорит,
не понимал,
может такое
быть на самом
деле или нет.
После
окончания адажио
Вирсаладзе
сказал
Григоровичу:
«Я не могу поверить,
что мы это
видели». Увы,
мы, зрители,
не увидели
этот дуэт.
Позднее
Алла
Осипенко
напишет:
«Тогда в Париже я
оказалась
случайной
свидетельницей
его мыслей и
желаний. Он
мечтал
вернуться в
Ленинград и
станцевать
«Легенду о
любви»,
которую не
станцевал
из-за глупого
конфликта с
Ю.Н.
Григоровичем.
А начинал он с
репетиций со
мной, и по тем
малым
встречам
можно
предположить,
что его
участие в
этом
спектакле
стало бы
выдающимся
явлением в
Кировском
балете». В
этой же
книге она
приводит
рассказ
Сулико Вирсаладзе:
«Знаете,
пару дней
тому назад
Нуреев обратился
ко мне
с просьбой
поехать с ним
на фабрику,
где делают материалы
«ликро», и
выбрать
нужное
количество и нужные
цвета для его
костюмов в
«Легенде о любви».
Впервые в
жизни ко мне
обратился
артист с такой
просьбой...
Он оставил
там почти все
деньги, выданные
ему на
гастроли...».
* * *
Весной 1961
года
Кировский
театр планировал
гастрольную
поездку в
Париж и Лондон.
Нуреева в объявленном
составе,
естественно,
не оказалось.
Тем не
менее, за
месяц до
отъезда он
все-таки включен
в
список
отъезжающих;
шаг для
руководства театра
вынужденный
- по
настоянию
зарубежных
организаторов
к участию в
гастролях
привлечены
лучшие
молодые силы
театра.
И вот 11
мая -
аэропорт,
самолет,
Париж. Отель «Модерн»,
театр
«Пале-Гранье».
Рудольф
быстро
знакомится с
французскими
артистами
и в нарушение
«правил»
встречается
с ними в
свободное
время. О, этот
пьянящий
воздух
весеннего Парижа!
Французские
танцовщики
Клер Мотт, Клод
Бесси
и Пьер
Лакотт, его
первые
знакомые, показывают
город,
знакомят с
культурной
жизнью.
Гастроли
тем временем
идут с
большим успехом.
Ведь
«...в области
балета мы
впереди планеты...».
Париж
рукоплещет
советским
артистам.
Блеснувший
с
Тер-Степановой
на генеральной
репетиции
«Спящей
красавицы»
накануне премьеры,
открывающей
гастроли,
Рудольф
появляется
на сцене лишь на
пятый день в
отрывке из
«Баядерки» в
роли воина
Солора, и ...
покоряет
Париж.
Реакцию
зрителей
можно было
сравнить только
с
выступлением
Нижинского
полвека
назад, поразившим
эмоциональных
парижан
сексуальным
магнетизмом
и
темпераментом.
Назавтра
пресса
отреагировала
совершенно однозначно
- советская
труппа
богата
талантами, но
Нуреев -
«бриллиант в
короне».
В тот
вечер после
спектакля
Клер Мотт
познакомила
Рудольфа со
своей
подругой
Кларой Сент,
симпатичной
дочерью
аргентинского
промышленника,
молодой,
свободной,
уже успевшей
в свои двадцать
лет увидеть
мир.
* * *
Поведение
и
времяпровождение
советских артистов
за рубежом
контролирует
КГБ в лице своих
представителей,
как
внедренных в
коллектив (в
Кировском театре
эту роль
выполнял
заместитель
директора
В.Д. Стрижевский),
так и
находящихся
в структуре
советского
посольства.
Обычная
практика тех
лет. Все
"отклонения
от «нормы»
тут же доносятся
«наверх». И
вот уже
Шелепин
докладывает
на заседании
ЦК КПСС:
«3 июня сего
года из
Парижа
поступили данные о
том, что
Нуриев
Рудольф
Хаметович нарушает
правила
поведения
советских
граждан за границей,
один уходит в
город и
возвращается
в отель
поздно ночью.
Несмотря на
проведенные
с ним беседы
профилактического
характера,
Нуриев не изменил
своего
поведения...».
Над
Нуреевым
сгущаются
тучи.
С
одной
стороны -
невероятный
успех,
вручение
премии
Вацлава
Нижинского
Парижской
Академией Танца,
участие
вместе с
другими
артистами в
интервью
газете
французских
коммунистов
«Юманите»; с другой -
«... не изменил
своего
поведения...»
Директор
театра К.М.
Сергеев
получает распоряжение
о
немедленной
отправке
Нуреева в
СССР. Сергеев
на свой страх
оттягивает
выполнение
этого решения
в надежде,
что все
удастся
как-то уладить.
Сергей
Коркин,
заместитель
Сергеева,
требует от Нуреева
прекращения
встреч с
Кларой Сент, что тот,
естественно,
игнорирует,
продолжает
встречи с
ней, чем и
усугубляет
свое
положение.
14 июня
Москва в
третий раз
требует
отправки
Нуреева на
родину. Через
день, 16 июня
состоится переезд
труппы в
Великобританию
для продолжения
гастролей,
и в аэропорту,
когда вся
труппа
садится на самолет
в Лондон,
Нурееву
вдруг
сообщают о срочном
вызове
его в Москву.
По одной
версии - для
участия в
правительственном
концерте, по
другой - в связи
с заболеванием
матери. Обе
версии не
кажутся ему
убедительными,
и он отчетливо
понимает, что
наступает; развязка:
«Я
почувствовал,
как кровь
отхлынула от моего
лица.
Танцевать в
Кремле, как
же... Я знал, что
это повлечет:
я навсегда
лишусь заграничных
поездок и
звания
солиста. Меня
предадут
полному забвению.
Мне просто
хотелось
покончить с
собой».
Есть
много версий
описания тех
событий в аэропорту
Ле Бурже в
Париже.
Кто-то видел,
как Нуреев бился
головой о
стену; кто-то
рассказывает,
что он присел
около
колонны и
плакал. По
одной версии
-было два
полицейских
и шесть шагов
Нуреева в их сторону;
по другой -
появились
шестеро полицейских
и были два
стремительных
па к ним.
Описывается
даже факт,
что кто-то
был скручен
полицейским
и
оттеснен
от Нуреева.
Достоверно
известно, что
Рудольф,
узнав об отправке
его в Москву,
сообщил об этом
пришедшему проводить
его Пьеру
Лакотту. Тот
вызвал по телефону
Клару Сент,
а она привела
в зал двух
полицейских.
Нуреев
должен был
сам
обратиться к
ним с просьбой
о
политическом
убежище, и он,
сжигая мосты
в прошлое,
делает это:
«Я хочу
остаться. Я хочу
остаться».
Все
это пресса
назовет
«прыжком к
свободе», а Нуреев
заочно будет
осужден
советским судом
на семь лет
по статье
«Измена
Родине».
Вот как
это звучит на
юридическом
языке: «Приговором
Судебной
коллегии по
уголовным делам
Ленинградского
городского
суда от 2
апреля 1962 года Нуреев
Р.Х. по ст. 64 «а»
УК РСФСР с
применением ст. 43 УК
РСФСР
осужден к 7
годам
лишения
свободы с
конфискацией
имущества по
обвинению в том,
что, находясь
в
гастрольной
поездке в
составе балетной
труппы
Ленинградского
театра оперы
и балета им.
Кирова во
Франции,
отказался
возвратиться
из-за границы
в СССР».
Михаил
Барышников,
через десять
лет после Нуреева
также
выбравший
Запад,
скажет: «Бегство
Рудольфа
было самой
естественной
в мире вещью.
Другим людям,
включая меня,
требовались
годы
раздумий,
планов,
сомнений, мы
долго
набирались смелости.
Но Рудольф не
нуждался в
смелости. У
него было
столько
смелости, что
это даже была
уже не
смелость...
Поэтому
запереть его
во французском
аэропорту -
все равно,
что держать
птицу в
клетке, а потом
вдруг
распахнуть
дверцу».
В России
тем временем
проводится
расследование
- вызовы
«куда
следует» и
допросы коллег,
друзей,
знакомых,
родственников.
Делаются соответствующие
«оргвыводы» -
С. Коркина
уволили «за
политическую
близорукость»
и исключили
из партии, Стрижевскому
объявили
выговор «... за
непринятие
своевременных
мер по
отправке.
Нуреева в СССР».
Ну, а
соответствующим
службам
поступил
приказ с по
меткой
«совершенно
секретно»:
«Никаких контактов
с Нуреевым.
Никаких виз
его родственникам».
Фарида
Нуреева и ее
дочь Роза,
все еще на что-то
надеясь,
едут в Москву
к министру
культуры Фурцевой.
Фарида
готова
выехать в
Париж, чтобы
уговорить Рудольфа
вернуться
домой.
Фурцева
отказывается
их принять.
Итак,
Рудольф
остался в
Париже. Без
вещей — они
улетели в
Лондон. Без
денег —
осталось тридцать
франков. Без
работы.
После
преодоления
формальностей,
длившихся до
десяти
вечера, он
вновь
встречается со
своей покровительницей
Кларой, которая
увозит его на
квартиру
близ
Люксембургского
сада: «...Я не знал,
что меня
ждет. Я знал
только одно:
у меня есть
друзья. Никакого
плана.
Никакого
проекта. Но у
меня была большая
уверенность
в будущем.
Испытывал ли
я сожаление?
Ничуть. Но,
тем не менее,
я чувствовал себя
несколько
уставшим.
Произошло
столько
всяких событий,
и с такой
быстротой!»
Вспомним
сопутствующие
ему по жизни
цвета: красный,
белый, синий.
Но ведь это
цвета государственного
флага
Франции.
Здесь
в Париже, в
аэропорту Ле
Бурже 16 июня 1961
года Рудольф
Нуреев
попросил
политического
убежища.
Позднее
здесь
добивается
выдающихся успехов
в Парижской
Опере и
ставит в 1992
году свой последний
балет
«Баядерка».
Здесь получает
премию
Нижинского
от Парижской
Академии Танца,
а за
заслуги перед
Францией ему
вручают в 1987
году орден
«Почетного
легиона» и в 1992
году - орден «Командора
искусств и
литературы».
Своим домом он
считает
квартиру в
Париже на
левом берегу
Сены, на
набережной
Вольтера, 23.
Здесь
же в Париже
он и
похоронен на
кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Рудольф
прожил две
жизни - там, в
оставленной родине
СССР; и здесь,
за рубежом.
Годы
рождения в
этих
«жизнях» 1938 и 1961
соотносятся
как: 38/61=0,62
Так в
его судьбу
вошла
Франция.
Первые
дни после
«прыжка к
свободе»
проходят для
Рудольфа в
сильных
переживаниях
и попытках осмыслить
случившееся.
«Я больше
никогда не
увижу мать»,
- думает он.
Наутро
он и Клара
попали на
первые
полосы всех парижских
и мировых
газет.
«Правда»,
естественно, не
написала ни
строчки. На
фотографии
тех дней мы видим
встревоженное
лицо
молодого
светловолосого
человека,
взволнованно
говорящего в
микрофон.
Вскоре
Рудольф
получает
«вид на
жительство», а чуть
позже -
приглашение
в труппу
Балета маркиза
-л
де
Куэвас, где
начинает
репетировать
с балеринами Ниной
Вырубовой и
Розеллой
Хайтауэр.
Восемь тысяч
долларов в
месяц - таков
его оклад с
этого
момента.
23 июня
состоится
его дебют в
роли принца
Флоримунда
в балете
«Спящая
красавица».
Эту роль он должен
был играть в
Лондоне, в
«Ковент-Гарден»,
в составе
Кировского
балета, в том
же спектакле,
в тот же
день. Все
получилось
по иному -
другая страна,
и
другой театр,
другие
исполнители.
Только успех
был дожидаемым,
зрители
приветствовали
его овациями
и вызывали
после
спектакля на
авансцену 28
раз.
«Он
был не
столько
страстным,
сколько неукротимым и
неоскверненным...»
- скажет
известная
балерина
Виолетт
Верди.
«У него
есть то, без
чего не
бывает
премьера-танцовщика
-
индивидуальность...»
- напишет Гарольд
Шайнберг в
«Нью-Йорк
тайме».
«Спящая
красавица»
ставилась в
течение
месяца, *и
Рудольф
выходил на
сцену,
попеременно
исполняя • партию
Принца и
па-де-де
Голубой
птицы. На первом
°;
исполнении
па-де-де
разразился
скандал. Группа
V французских
коммунистов
под свист и
вопли
кричала: «Предатель!
Возвращайся
в Москву!»
Скандал
только
подогрел
интерес к личности
Нуреева. Все
билеты на
представления
с его участием
были
мгновенно
раскуплены.
Газета «Юманите»
сообщила
о скандале на
своих
страницах, и
это было ;
прочитано в
Ленинграде.
Тамара
Закржевская
сообщила Пушкину
о том, что
Рудика
освистали в
Париже, на что
тот ответил:
«Слава Богу!
Он жив и
танцует это
самое
главное!»
Приехавшая
в те дни
посмотреть
на Нуреева, .балерина
и хореограф
Бронислава
Нижинская
сказала: «Это
новое
воплощение
моего брата».
Она имела в
виду
исполнение
Голубой птицы
Вацлавом
Нижинским
в его первом
парижском
сезоне в 1909
году.
Вскоре
Балет
маркиза де
Куэвас
отправляется
в
двухмесячное
турне по
Франции с
представлениями,
в
которых
Рудольф
танцует с
популярной
примой Розеллой
Хайтауэр по
шестнадцать
раз в месяц.
* * *
В Довиле Рудольф
представлен
«длинноногой
красавице
с оливковой
кожей» Марие
Толчиф -
звезде труппы
«Русские
балеты в
Монте Карло». По
словам
Розеллы
Хайтауэр:
«...Это была
встреча двух
пламенных
темпераментов
- татарина и
индианки».
Сама Толчиф
позднее
скажет: «... Я
глаз не могла
от него
оторвать».
Рудольф и
Мария едут в
Королевский
балет Копенгагена
- она для
участия в
гала-концерте
с Эриком
Бруном, а он -
чтобы
познакомиться
с ним и
поучиться.
Лед
и пламень -
так можно
охарактеризовать
встречу
двух
артистов-танцовщиков.
С одной
стороны -
жгуче-холодный
Эрик с
совершенным
владением техникой
танца в
традициях
школы
датского
хореографа
Августа
Бурнонвиля; с
другой -
обжигающе-страстный
Рудольф -
ученик Вагановской
школы, хотя
и имеющий
погрешности
в технике, но
несущий в
своем танце
экспрессию и
порыв.
Эрик
Брун - звезда
западного
балета,
находящаяся в
зените славы
- отличался
«сдержанно-изысканной
и
одновременно
мужественной
манерой
танца».
Рудольф
Нуреев -
восходящая
звезда с
востока, жадно
впитывающая
все для него
новое и лучшее
в танцах.
Встреча
двух
танцоров
привела к взаимной
работе. Класс
вел Брун -
уверенный и прагматичный.
Его попытка взять
класс у Нуреева
прервалась
на середине
занятия
из-за
излишней, по
мнению Бруна,
нагрузки. Познакомившись
с различиями
в технике друг
друга, они
экспериментируют.
Дополнительно
берут классы у Веры
Волковой,
ученицы
Вагановой,
танцевавшей в
юности с
учителем
Нуреева - Пушкиным.
Она - знаток
школы
датского
педагога и
хореографа
девятнадцатого
века Августа
Бурнонвиля и
лучший, по мнению
Бруна,
педагог.
«Чтоб
мне Бога за
бороду
дернуть!» -
кричит Волкова
на занятиях.
Это
привлекает
Рудольфа.
* * *
Однажды
зазвонил
телефон.
Волкова
взяла трубку и
позвала
Рудольфа:
«Это Марго
Фонтейн, - раздалось
в трубке. - Не
хотите ли
танцевать на
моем
гала-концерте
в Лондоне?»
Существуют
разные
версии об
этом разговоре,
из которых
следует, что
его могло и
не быть. Переговоры
об
участии вела
одна из
организаторов
концерта Колет
Кларк.
Именно она и
Вера Волкова
убедили Фонтейн
пригласить
Нуреева для
участия в концерте.
Когда та попросила
Клару: «Я его
в глаза не
видела. Спроси
Веру,
хороший ли он
танцовщик»,
то получила ответ:
«Вера считает
его гением.
Она говорит,
что у него
есть «дух»...»
Ясно
одно -
благотворительный
концерт в пользу
Королевской
академии
танца
проводит ее президент,
блистательная
дама Марго
Фонтейн -
самая известная
в
Англии
балерина.
Нуреев
включен в
список приглашенных
исполнителей
и для
обсуждения
вопросов участия
отправляется
в Лондон.
Они
встречаются
у Марго
Фонтейн и
покоряют друг
друга. «Меня
приютила не
супруга посла
и не великая
балерина, -
рассказывает
Нуреев. - Меня
с самого
начала
покорило ее
теплое, простое
обхождение.
Я тут же
понял, что
обрел друга».
Знакомство
с Лондоном, с
основателем
и руководителем
Королевского
балета Нинет
де Валуа,
хореографом
Фредериком
Аштоном дают
ему надежду
на продолжение
творческих
контактов.
Гала-представление
состоялось 2
ноября 1961 года в
Королевском
театре.
Нуреев
танцует соло
под музыку
«Трагической
поэмы»
Александра
Скрябина и
далее по ходу
концерта па-де-де
из
«Лебединого
озера» с
Розеллой
Хайтауэр. Его
сольное
выступление
ошеломило
англичан.
«Яростный
напор вызвал ,
шок, как при
виде дикого
животного,
выпущенного
в гостиную», -
пишет
Александр
Бланд, а
газеты отмечают:
«...страстное
самозабвение
- новинка для
лондонской
публики».
* * *
Тем
временем
завершается
контракт
Нуреева с Балетом
маркиза де
Куэвас, и он
на некоторое
время оказывается
свободным. В
этот
недолгий период
Рудольф
принимает
участие в
независимом
предприятии
- «Труппа
четырех».
Розелла
Хайтауэр,
Соня Арова,
Эрик Брун и
Рудольф
Нуреев
планируют выступление
в нескольких
крупных
городах. Соня
Арова была
невестой
Эрика Бруна,
но к моменту
встречи с
Нуреевым
обручение их
распалось. Они
занимаются в
Париже.
Отношения их
противоречивы:
«Эти отношения
никогда не
были легкими,
- вспоминает Соня
Арова,
- Эрик держал
себя под
полным
контролем, а Рудольф
подчинялся
настроению».
Удачное
начало в
Каннах,
Лондоне,
Париже, где блистательная
публика
вызывала
участников
представления
восемнадцать
раз,
позволяло надеяться
на успех
предприятия,
но травма ноги
Эрика
поставила выступления
квартета под
угрозу срыва.
Менять что-либо
было поздно,
и Рудольф
берет на себя
партии Эрика,
чем
демонстрирует
свою
незаурядную
способность
мгновенно
включаться в
неожиданную
ситуацию.
Через неделю
он, по
просьбе
Бруна, появляется
вместо
него в ранее
запланированном
выступлении
с Марией
Толчиф и на
американском
телевидении,
чем привлек
внимание
всей Америки.
* * *
Вскоре
произошло
событие,
круто
изменившее жизнь
Нуреева -
Нинет де
Валуа
пригласила его
танцевать
партию
Альберта в
балете
«Жизель» с
Марго Фонтейн:
Всего три спектакля.
Это
были риск и
шанс. Фонтейн
исполнилось 42 года,
и она
дебютировала
в партии
Жизели за год
до
рождения
Рудольфа.
Будет ли
убедительным
этот дуэт?
Смогут ли две
столь разные
личности, всемирно
прославленная
Дама и
скандально
известный
юноша, создать
творческий
дуэт?
На
опасения
коллег в том,
что
появление
Нуреева может
произвести
разрушительный
эффект, Нинетт
де Валуа
ответила:
«Если кто-то
один может
прийти и испортить
стиль
Королевского
балета, мы
заслуживаем, чтобы
его
испортили».
Интуиция не
подвела
Нинет де Валуа,
и в этом ее
заслуга
перед
мировым балетом.
Происходит
невероятное!
Фонтейн
благодаря
Нурееву
переживает
вторую
молодость,
контрастируя
строгостью
и
изысканностью
линий своего танца
с необузданной
энергией
молодого
Нуреева.
Двенадцать
репетиций
длится поиск
взаимопонимания
партнеров, и
на
тринадцатой
их встрече 21
февраля 1962
года
исполнением
ведущих
партий в
балете
«Жизель» на
сцене
переполненного
театра Ковент-Гарден
состоялся
дебют
дуэта
двадцатого
века: Фонтейн
- Нуреев.
На
спектакле
присутствовали
королева Елизавета
и
вся
высочайшая
публика. «И
вот
появилось это
существо с
луны. Он был
гораздо
красивей, чем
я могу описать,
с широкими
ноздрями,
огромными глазами
и широкими
скулами»,
-делится своими
впечатлениями
принцесса
Маргарет.
Двадцать три
раза выходили
танцоры на
поклон по
окончании
спектакля.
О том
дебютном
спектакле
Александр
Бланд из «Обсервер»
напишет: «У
нас были
Альберты всех
типов -
благородные,
пылкие,
мужественные.
Здесь мы
увидели
сочетание
всех этих
качеств с
добавлением
жизненно
важного
собственного
ингридиента».
Под
псевдонимом
Александр
Бланд писали
Мод и Найджел
Гослинги, у
которых Рудольф
жил в
Лондоне.
В новом
творческом
союзе
Фонтейн -
Нуреев а был
взаимный
интерес. Она ввела
Нуреева в
высший свет и
озарила его
сиянием
своей славы.
Он вернул ей молодость
и продлил ее
сценическую
жизнь. После
оговоренных
трех
представлений
Нуреев
начинает постоянно
работать в
труппе
Королевского
балета на
правах
приглашенного
артиста. «Если
бы я не нашел Марго,
я пропал бы», -
скажет
Нуреев.
Своим
искусством
они покорили
весь мир. Им рукоплескали
чопорный
Лондон и
легкомысленный
Париж,
изящная Вена
и
темпераментный
Милан, пресыщенный
Нью-Йорк и
далекий
Мельбурн.
Рукоплескали
до боли в ладонях,
до срыва
голосов
криками «браво»,
до потери
ощущения
реальности.
Что это
было?
Двадцать,
сорок минут,
полтора часа
аплодисментов.
Сцены,
усыпанные
цветами; и
бесконечные
поклоны
артистов
перед счастливыми
зрителями.
Это до какой
же степени
надо было довести
почтенную
публику,
чтобы
превратить
ее в ревущую
от восторга
толпу,
напоминающую
в своем выражении
чувств стадо
бизонов,
несущихся по
горящим
прериям.
И все
это
происходит
не на
оглушенных
грохотом децибелов
стадионах, а
на
представлениях
достопочтенного
классического
балета.
Фонтейн
и Нуреев -
звучит как
заклинание.
Прославленный
дуэт
выступал в
представлениях
более
семисот раз.
Вот
отклик жены
президента
США Жаклин
Кеннеди на
представления
прославленного
дуэта в Нью-Йорке:
«Помню, их
вызывали
сорок раз.
Руки у людей
распухли,
стали
черно-синими.
Глядя на них, можно
было
компенсировать
упущенных
Нижинского и
Шаляпина. Это
было одно из
сильнейших
художественных
впечатлений
в моей
жизни...».
Тогда
же миссис
Кеннеди
пригласила
Фонтейн, Нуреева
и Аштона в
Белый дом на
чай, где и состоялось
их
знакомство.
После чая,
при посещении
Овального
кабинета
Рудольф,
уловив момент,
сумел посидеть
в кресле
Президента
Соединенных
Штатов. А еще через
минуту
президент
Кеннеди сам приветствовал
великих
артистов.
* * *
Выдающихся
танцовщиков
немного, а
настоящих дуэтов
просто мало.
В чем же
секрет
легендарного
дуэта Фонтейн-Нуреев?
Это
было
партнерство-соперничество.
Каждый выступал
на пределе
своих сил и
не давал другому
партнеру
ни малейшей
возможности
выступать
слабее.
И
потом, они
просто были
влюблены
друг в друга, и об
этом есть
масса
свидетельств
их друзей и
коллег. Их
па-де-де из
второго акта
«Лебединое
озеро» было «одним
из самых
очаровательных
любовных дуэтов,
когда-либо
виденных в
Мельбурне», -
напишут в газетах,
а мы бы
добавили - во
всем мире
тоже.
Когда
через много
лет больная
раком Фонтейн
будет
стеснена в
средствах,
«скряга»
Нуреев
станет анонимно
оплачивать
ее
больничные
счета, а
после ее смерти
скажет: «Мне
следовало на
ней жениться».
Десятого
марта 1962 года
Нуреев летит
в Нью-Йорк,
где вместе с
Соней Аровой
танцует па-де-де
из балета
«Дон Кихот»
во время
выступления
Чикагской оперы в
Бруклинской
академии
музыки. Нуреев
запросил за
выступление
две с половиной
тысячи
долларов и
получил их.
На слова
Аровой, что
она не осмеливается
просить
увеличения
ставки, он
ответил: «Иди
и
проси, или я
танцевать не
буду». В тот
период все деньги
он старался
получать
наличными и открыл
счет в
банке только
по настоянию
Аровой,
которой
надоело таскать
большие
суммы в своей
сумочке.
Все
па-де-де
Нуреев
переделал и
заставил Арову
ночью
в гостинице
переучивать
движения танца.
Он был
абсолютно
уверен в
успехе. Успех
пришел: «Если
соло
Нуреева
изобиловало
великими
обещаниями, Соня
Арова
блистала
изысканным
совершенством»,
- напишет
«Дансинг
тайме».
Вернувшись
в Лондон,
Рудольф
погружается в
театральную
жизнь
Ковент-Гарден.
Они с Эриком
снимают одну
меблированную
квартиру и
ездят на репетиции
на машине,
при том, что
ни тот, ни другой
не
имеют прав на
ее вождение.
В тот первый
сезон в Ковент
Гарден
Нуреев
танцует в
«Спящей красавице»
с известной
балериной
Иветт Шовире
и в «Лебедином
озере» с
Соней Аровой.
Эрик
танцевал в тех
же балетах с
Надей
Нериной.
Жизнь
полна
событий, но
следует
отметить два действия
Рудольфа.
Во-первых,
он
знакомится с
Сондером
Горлинским,
согласившимся
стать его
финансовым агентом.
Вкладывая
заработанные
Нуреевым
деньги, он
уводит их от
налогообложения
и
обеспечивает
рост чистого капитала.
Их
сотрудничество
длится
долгие годы. Горлинский
взял на себя
ведение
финансовых
вопросов
Нуреева, что
позволяет
Рудольфу
сосредоточится
на
творчестве.
Во
вторых, в
газете
«Обсервер»
начинают публиковаться
отрывки из
готовящейся
к выходу в
свет книги
Нуреева
«Автобиография».
* * *
Известно,
что Нуреев
никогда не
вмешивался в политику.
А будучи
«невозвращенцем»,
многие годы боялся
«длинных
рук» КГБ. Тем не
менее, в
самое
критическое
мгновение
двадцатого
века он
оказывается
в самой
«горячей»
точке.
Летом
- осенью 1962 года
мир оказался
втянутым в
ядерный
конфликт,
получивший
название «Карибский
кризис».
Надо
упомянуть,
что в начале 1962
года США разместили
на
территории
Турции
ракеты средней
дальности,
и, таким
образом,
добились
существенного
преимущества
над СССР. В
июле 1962 года в
Москву прибыла
военная
делегация
Кубы во главе
с Раулем Кастро.
Основной
целью их
визита была
просьба о предоставлении
Кубе военной
помощи.
И
помощь
пришла!
Уже к
сентябрю в
море
недалеко от
Кубы стояли советские
торговые
корабли с
военными
специалистами в
трюмах. А на
самом
«острове
Свободы» СССР
установил
ракеты с
ядерными
боеголовками
и нацелил их
на
крупнейшие
города США -
Вашингтон,
Нью-Йорк,
Чикаго,
Лос-Анжелес...
4
сентября
Кеннеди
делает
публичное заявление
о том, что
Соединенные
Штаты не потерпят
размещения на
Кубе
стратегических
ракет, а 7
сентября делает
запрос в
Конгресс на
разрешение
мобилизовать
150 тысяч
резервистов.
Мир
замер!
В
течение
сентября -
октября
между
Москвой и Вашингтоном
идут мучительные
переговоры. И
только после
того, как
русские
сбивают над
территорией Кубы
американский
самолет,
стороны идут
на компромисс. 28
октября
наконец
достигнута
договоренность
-
Вашингтон не
нападает на
Кубу и
демонтирует
ракеты
в Турции,
Москва демонтирует
ракеты на
Кубе. Письменного
договора не
было, но
Хрущев и Кеннеди
строго
выполняют
обязательства.
И
все это время
под прицелом
советских
ракет в
сентябре в
Нью-Йорке
гастролирует
«Большой», а
весь октябрь
потомки
Кубрат-хана
татарин Нуреев и
болгарка
Арова
танцуют в
Чикаго «Половецкие
пляски».
Их
пригласила
руководитель
чикагской оперы
Рут Пейдж для
участия в
постановке
оперы «Князь Игорь».
Нуреев
танцевал
татарского
предводителя,
Арова - его
рабыню, и они
вдвоем затмили
оперных певцов.
Мелькает
мысль: а
может быть,
это была
пиар-акция
американцев,
надеявшихся,
что русские
не станут
расстреливать
своими
ракетами «Князя
Игоря»?
Вряд ли. Если
надо,
смахнули бы и
«Большой» в
Нью-Йорк.
* * *
Тем
временем
Нинет де
Валуй просит
Аштона поставить
для дуэта
Фонтейн -
Нуреев
совершенно новый
балет. Это -
подарок за их
невероятный
успех, и это
то, о чем
мечтал
Нуреев -
новый балет,
новая, никем
не игранная,
роль,
желанная
партнерша.
Аштон
ищет идею
нового
балета, и
как-то, слушая
фортепианную
сонату си
минор
Ференца
Листа, представил
себе весь
балет
целиком.
«Маргарита и
Арман» - так
называется
новая постановка
Аштона по
сюжету,
заимствованному
из романа
Дюма «Дама с
камелиями»,
на музыку Ф.
Листа - еще
одна История
Любви.
Идут
репетиции,
готовится спектакль,
продаются билеты.
Но
намеченную
на декабрь
премьеру приходится
отложить.
Рудольф
неудачно
ступает при
выходе из
автобуса на
асфальт и
повреждает
лодыжку - ту самую,
которая
однажды уже
выводила его
из строя в Ленинграде.
Теперь
Рудольф
живет у брата
Фонтейн Феликса
и постоянно
бывает в доме
Фонтейн, где
ее мать
Хильда Хукэм
угощает его
кровавыми бифштексами.
Хидьда -
яркая
женщина,
помесь
ирландки с бразилианкой.
Это она,
увидев
волшебную, недетскую
грацию
дочери, в 4
года отдала
ее в балетный
класс.
Проходят
мучительные
дни, недели и,
наконец, в январе
1963 года все
приступают к
репетициям. Процесс
создания
этого
удивительного
балета
проходит при
всеобщем
творческом
вдохновении.
Хореография
Фредерика
Аштона,
костюмы
Сесила Битона,
дирижирование
Джона
Линчбери -
все
подвергалось
критике
и доработке:
красные
камелии по требованию
Фонтейн
заменяются
белыми, Нуреев
в очередной
раз собственноручно
укорачивает
фалды пиджака.
Всеобщий
порыв
достигает
кульминационного
момента, когда
Нуреев вдруг
спрашивает:
«Кто-нибудь
помнит, что
мы делаем?»
Пресса
добывает
подробности
из закулисья,
а домыслы
о
действительном
романе между
исполнителями
главных
ролей только
подогревают всеобщий
интерес.
Премьера
подтвердила
все ожидания
зрителей.
Фонтейн и
Нуреев после
заключительных
аккордов двадцать
один раз
выходили на
сцену. Рудольф
поднимал
с пола охапки
цветов и
подносил их
Марго, на что она
достала один
цветок из
букета и вручила
его своему
партнеру.
Нуреев в
ответ
целовал ей руку
и низко
кланялся.
«Между
нами возникло
странное
влечение
друг к другу,
которое мы
так и не
сумели
объяснить рационально.
Это влечение
было сродни
глубочайшей
привязанности
или любви,
учитывая, что
любовь так многообразна
в своих
проявлениях.
В день премьеры
«Маргариты
и Арман»
Рудольф
принес мне
маленькое деревце
белых
камелий,
символизирующее
простоту наших
отношений в
том ужасном
мире, что окружает
нас», -
вспомнит
позднее
Фонтейн.
Специально
рассчитанный
на показ
сильных сторон
таланта
исполнителей,
балет вызвал
бурю откликов
критиков,
которые,
расколовшись
на две части, порознь
восторгались
Фонтейн или
Нуреевым, тем
самым
признавая их
совместное
величие.
Последний
раз балет
«Маргарита и
Арман» Фонтейн и
Нуреев
танцевали в
августе 1977 года
в Маниле.
При их жизни этот
балет автор
постановки никому
не позволял
ставить, и
только несколько
лет спустя
после смерти
Нуреева
Сильви Гийем с
Николя Ле Ришем
получили
право на его
исполнение.
Еще
во время
репетиций
«Маргариты и
Арман» Сесил
Битон
пригласил
Рудольфа
Нуреева к
себе домой,
желая
показать
фотографии,
сделанные во
время подготовки
спектакля.
Тот не любил,
когда его
фотографировали,
но
согласился
посмотреть.
«Я,
как
танцовщик,
люблю только
снимки в полный
рост», -
заявил
Рудольф,
отбрасывая
большую
часть
фотографий.
В июле 1963
года в
Лондоне
выступает
«Большой»
и
руководство
Королевского
балета упрашивает
Нуреева
исчезнуть из
города.
С
программой
«Безумства
Фонтейн»
Марго и Рудольф,
а также
присоединившиеся
к ним Карла
Фраччи - блистательная
прима театра
Ла Скала и Эрик
Брун
отправляются
в
гастрольную
поездку по Средиземноморью
и в Японию.
Афины,
Ницца,
Иерусалим,
Токио,
Гонолулу - маршрут
группы.
Во время
остановки в
Монте-Карло
Нуреев приобретает
свой первый
дом - горную
виллу в Ла-Тюрби.
«Это
действительно
дом, о
котором я всегда
мечтал:
открытый
воздух, горы,
небо... и самое замечательное
- камин».
Осенью
Аштон, новый
директор
Королевского
балета,
поручает
Нурееву
постановку
сцены теней
из
«Баядерки».
Это был его
первый постановочный
опыт и,
хотя он
прекрасно
знал и сам
танцевал еще
в Кировском
театре этот
танец,
нашлось немало
скептиков,
сомневавшихся
в успехе
предприятия.
Беспощадный
к себе,
Рудольф
проявлял
необыкновенное
терпение,
репетируя с
артистами. «Он
показывал
нам пример,
обливаясь
потом,
выворачиваясь
наизнанку,
все время
борясь и
борясь», - скажет
о Нурееве
Джорджина
Паркинсон,
одна из солисток
в том танце.
Вместе с
Нуреевым и
Фонтейн в постановке
участвовал
кордебалет и
ведущие в последующем
балерины
Линн Сеймур,
Мерль Парк и
Моника Мейсон.
Помимо
переделок,
усиливающих
динамизм танца,
необходимо
было
сохранить
его стиль.
Больше активности,
больше
страсти,
больше
широты - требовал
Нуреев.
«Баядерка»
была
страстно
принята
публикой и показала
всем, что
Нуреев не
только
исключительный
танцор, но и
сильный
постановщик.
Тем
временем
события
стремительно
развиваются.
Продолжая
танцевать в
Королевском
балете,
Нуреев
появляется
везде. Дни,
недели,
месяцы. Самолеты,
поезда,
автомобили.
Города,
театры, отели.
Восторженная
публика,
аристократические
приемы, скандальная
пресса. И
танцы, танцы,
танцы. И цветы,
цветы...
Нуреев
танцует
много.
Принимает
любые предложения.
Он работает с
самыми
разными
коллективами
-
маленькими
творческими
группами и
известными балетными
труппами.
Танцует с
самыми
известными балеринами
и молодыми,
подающими
надежды танцовщицами,
мгновенно
перемещаясь
из одной
части света
в другую.
Сбываются
знаки судьбы,
предсказанные
ему при
рождении:
Дорога,
Раздолье и
три цвета Богини
Музы.
Работая
до изнеможения,
он доводит
свою технику до
состояния,
когда во
время танца
понуждает
себя и
партнершу
выполнять
движения с
максимальной
амплитудой,
на грани
потери
равновесия,
на пределе сил.
Завершение
стремительной
комбинации
мгновенной
остановкой в
выразительной
позе, умение чувствовать
паузу и
прервать ее
за миг до перемены
настроения
публики,
многообразно
отработанные
выходы к
публике и
элегантные
поклоны - все
это
будоражило
переполненные
залы.
Зритель
хотел быть
ошеломленным
и, получая это
ощущение,
становился
участником
действа, именуемого
Балетом. И
понятно
желание
зрителя
«побить рекорд»,
присутствуя
во время
самого «громкого»
в части
аплодисментов
спектакля.
Когда
Аштону
задали
вопрос о
балете как умирающем
искусстве, он
ответил: «Да,
и у него великолепные
похороны... Я
могу лишь
сказать, что
если собрать
воедино все
аплодисменты,
звучащие в
лондонских
театрах, они
не составят и
половины тех,
которыми
приветствовали
Фонтейн и
Нуреева
после одного
их
выступления
в "Гарден"».
* * *
В 1964 году
Нуреев по
приглашению
Венской
государственной
оперы ставит
балет
«Лебединое
озеро».
Получив
полноту
права
принятия
решений, он
«электризует»
труппу. По
своему
усмотрению
назначает
исполнителей
на роли,
меняет трактовку
спектакля,
акцентируя
действие на
фигуре принца
и вводя
соло
Зигфрида в
первом акте.
Требует от
Венского
филармонического
оркестра
замедления
темпа партитуры
Чайковского,
на что
получает решительный
отказ
руководителя
оркестра
Вильгельма Хюбнера.
Напряжение
растет. Не
обходится
без грубости.
Рудольф
прогоняет
Марго
Фонтейн с
репетиции до словами
«иди в
задницу»...
Работоспособность
Нуреева была
фанатичной. «У тела
плохая
память», -
говорил он,
проводя
каждый день
у станка по
нескольку
часов.
«Он
работает, как
паровая
машина», -
вторила ему
Марго Фонтейн.
Рудольф,
не жалея сил
и
преодолевая скандалы,
работает
как
сумасшедший
со словами:
«Либо сделают так,
как хочу я,
либо я уйду».
По
приглашению
Рудольфа в
Вену
приезжает Эрик, но
вместо
ожидаемого
сотрудничества
их разрывают
сплошные
противоречия.
Не согласившись
ни с
одним
нововведением
Рудольфа, тот
просто покинул
Вену.
Репетиции
длятся шесть
недель.
15
октября на
сцене
Венской
оперы
состоялась премьера
«Лебединого
озера»,
поставленного
Нуреевым, в
котором они
вместе с
Марго
исполнили главные
роли. Им
устроили
безумную
овацию, а занавес
поднимался
более
восьмидесяти
раз.
Надо
сказать, что
и Фонтейн, и
Нуреев
танцуют не только
вместе, но
каждый ищет и
других партнеров.
Нуреев
работает в
Королевском
датском балете
(1965), в
Римской
опере (1966),
ставит балет
«Щелкунчик» для
Королевского
шведского
балета (1967) и для
Королевского
балета
Англии (1968).
Зимой 1968
года он
получает
печальное известие
из России - 25
февраля от
рака легких
скончался
его отец
Хамет
Фазлиевич.
К 1969
году
близится
закат
невероятного
творческого дуэта
Фонтейн-Нуреев,
хотя для них
это был еще
год
высочайшего
успеха.
В
год
пятидесятилетия
Фонтейн
Нурееву исполнился
31 год. В танцах
она еще все может,
он уже
может все.
Трехмесячное
турне по
Северной
Америке зна-3|венует
юбилейный
год балерины,
и их выступления
сопровождаются
непрекращающимися
аплодисментами. В
Нью-Йорке
фанаты
стояли в
очереди за билетами
четыре дня и
ночи, ночуя в
спальных мешках
и в туннеле
автодороги
над Линкольн
центром.
|
Фонтейн
в свои
пятьдесят
танцевала в
«Лебедином
озере» и
производила
«странное,
почти невероятное
волшебство
легенды...» -
характеризует
«е Клайв
Барнс.
Их
последнее
совместное
выступление
в полно-Масштабном
балете
состоялось 10
января 1976 года .на
сцене
Королевского
оперного
театра, и танцевали
они
«Ромео и
Джульетту».
* * *
■«Он
обладал
обаянием и
простотой
обычных смертных, и
снисходительной
надменностью
богов». Это
слова
Михаила
Барышникова.
«Когда
я его вижу, то
ощущаю дрожь
в спине - это гений», -
утверждал Ив
Сен-Лоран.
Еще
одно
высказывание
о Нурееве,
принадлежащее
Клайву
Барнсу: «Одни
говорят,
будто волосы
у него
слишком
длинные,
прыжки
слишком шумные,
хореография
чересчур
бесталанная,
даже внешность
порой весьма
раздражает, и
заканчивают
сокрушенным
признанием:
«Но он все же
великий».
Объяснение состоит
в том, что у
него есть
качество, которое
невозможно
определить,
приобрести
или с чем-то спутать.
Эта
козырная
карта -
гениальность».
Итак, по мнению
многих людей,
видевших Рудольфа
Нуреева, он -
гений.
Высказываниями
известных
людей о
гениальности
как о явлении
культуры
заполнены
сборники афо-
ризмов.
Это -
Аристотель,
Ф.Вольтер,
К.Гельвеций, И.Гете,
И.Кант,
Д.Дидро,
М.Монтейн,
И.Ньютон, Д.Свифт,
Г.Спенсер,
Г.Флобер,
Ф.Шиллер,
Б.Шоу...
Вот
общее
впечатление;
Гениальность
- врожденное
качество,
близкое к безумию,
«бородавка»,
от которой
невозможно
избавиться.
Норма,
талант, гений
- ступени.
Норма -
желание,
талант -
возможность,
гений -обязанность.
Все
в
превосходной
степени:
- ум,
воображение,
интуиция;
- внимание,
озарение,
дальновидность;
- активность,
любовь к
истине,
оригинальность;
- наивность,
бесполезность,
непредсказуемость;
- твердость,
терпение,
труд. Враждебность
к
посредственности
и не принятие
его
ею.
Гении
появляются
не часто. И
среди них
только немногие
раскрывают
свои
возможности.
Они рождаются
«вдруг» и в
любой семье,
независимо от
ее географического,
этнического
или социального
положения.
Гений
бессмертен,
хотя век его
краток.
Читатель
сам сможет
выбрать
признаки
гениальности,
которые
можно было бы
отнести к
Рудольфу Нурееву.
* 34 *
В 1970
году
Фредерика
Аштона в
«Ковент
Гарден»
заменяет
Кеннет
Макмиллан, по
приглашению которого
Рудольф
участвует в
постановке «Танцев
на вечеринке».
Это приводит
к повороту в
карьере
танцовщика,
выявляя
новое
применение
его силам в работе
с новым
постановщиком
Джеймсом Робинсоном.
«Танцы
на
вечеринке»
на музыку
Шопена, по сути,
бессюжетный
балет,
представляющий
выражение
идеи чистого
танца, слаженность
ансамбля. По
замыслу
постановщика
танцовщики
должны были «
знать
все мужские
роли, а
танцовщицы -
все женские. Конкретные
исполнители
партий
объявлялись
только за два
дня до
спектакля, и
все это
вносило «душевное
негодование
и душевное
истощение» - по
словам Линн
Сеймур, одной
из ведущих
балерин
Королевского
балета.
Робинсон
требовал
точного
исполнения
своих
указаний и
не терпел
никакой отсебятины,
которую ,
всегда
предлагал
Нуреев. И тот
слушался.
Ведь это был
ансамбль, и
это был
успех, успех
для Рудольфа,
вписавшегося
в общую
концепцию
группового
произведения
и
сохранившего
глубочайшую
индивидуальность и
темперамент.
В 1971 году
Нуреев
отправляется
в турне с
Аветралийским
балетом.
Нуреев -
гарантия
полных залов,
успешных
гастролей,
восхищений прессы.
И он танцует
в «Дон
Кихоте», и
танцует
шесть раз в
неделю. Он в
непрерывном
поиске и
работе.
Тридцать
трн года -
«возраст
Христа».
Возраст
достижения
высшей
зрелости ,
всеобщего
признания -
тридцать
четвертый
год жизни.
Что
делает
Рудольф Нуреев
- абсолютный
любимец
публики?
В
декабре он
отправляется
в Канаду, в
страну, так
похожую на
его холодную
родину, с
березами и
заснеженными
зимами. Здесь
работает его
кумир Эрик
Брун, который
из-за болезни
вынужден
оставить сцену.
Он находился
в прекрасной
форме, был
полон сил,
энергии. И
вдруг — язва
желудка и
такая трагедия
— уход со
сцены.
Нуреев
получает
«карт-бланш» на
работу с Национальным
балетом
Канады. К
тому времени этому
коллективу,
основанному
и
руководимому
танцовщицей и
балетмейстером
Селией
Франко, исполнился
21 год. Он
не входит в
мировую
элиту, и Нуреев,
замышляя
дорогостоящую
постановку
балета Петипа
«Спящая
красавица»,
намерен
объехать с ним
всю Канаду
и Америку. И
контракт
подписан при
условии, что
Нуреев ставит
балет,
танцует в
каждом
спектакле, и
бюджет
постановки
составит
более 400000 канадских
долларов.
Появление
Нуреева
будоражит
труппу. Он заставляет
весь
коллектив
работать, не
покладая ног,
и
доводит всех
до
изнеможения,
прогоняя дважды
в день
все три акта
и семь сцен
постановки.
Он требует, чтобы
его балерины
на сцене
«блистали», и
до бесконечности
работает с
ними.
Из
молодых
танцовщиц
Рудольф
выделяет красавицу
Карин Кейн и
поручает ей
партию Авроры.
Труднее
всего для нее
было
исполнить требование
Рудольфа
смотреть ему
в глаза, а
когда она, преодолевая
себя,
добилась
этого, он
потребовал, чтобы
она при
этом видела и
все
происходящее
на сцене. Сам
он в
совершенстве
обладал этим
даром.
Удивительным
образом
балет был
поставлен за месяц, а
премьера «Спящей
красавицы»
состоялась 1
сентября в
Национальном
центре
Оттавы. Самая
дорогостоящая
постановка
канадского
балета и исполнительское
мастерство
актеров во главе
с танцующим
Нуреевым
покорили
Канаду.
Восемь недель,
тринадцать
городов,
восторженные
зрители -
результат первой
части
гастрольного
турне. Эта постановка
в книге
Джорджа
Баланчина и
Френсиса
Мейсона «Сто один
рассказ о
большом
балете»
названа «при-
мечательной».
Имеется
видеозапись
этого балета
с
исполнением:
Аврора -
Вероника Теннант,
принц Флоримон
- Рудольф
Нуреев.
Естественно,
были
проблемы.
Роскошные
декорации не
размещались
на маленьких
сценах, и их
приходилось
ставить
теснее,
загромождая
пространство, необходимое
для танца. Во
время одного
спектакля в момент,
когда
Принц-Нуреев
должен был
разбудить поцелуем
Аврору-Кейн,
погас
прожектор, и
разгневанный
Нуреев
застыл в
поцелуе,
который длился
и длился.
Помимо
всех хлопот,
связанных с
турне, сам Нуреев
танцевал
семь раз в
неделю, и все
свои головокружительные
вращения
заканчивал блестящей
остановкой
в пятой
позиции,
говоря
жестом: «Я
сделал это!»
Пресса
называла
влияние
Нуреева на
труппа
«сенсационным».
Сразу
после
постановки
«Спящей
красавицы» в Канаде
Нуреев
отправляется
в Австралию и
ставит
киноверсию
балета «Дон
Кихот», взяв
за основу
хореографию
Петипа 1871 года.
Фильм снимали
в студийной
обстановке и
уложились в
четыре
недели. В
постановке
Нуреев
танцует
вместе с блистательной
балериной
австралийского
балета
Люсьет Олдоус.
И снова
Канада, и
снова турне с
Канадским балетом по
североамериканскому
континенту. И
снова успех.
В 1974
году он
выступает
пять недель
на Бродвее в проекте
«Нуреев и
друзья»,
танцуя
четыре разных
роли в один
вечер, восемь
раз в
неделю. «Полутанцовщик-полугладиатор»
назовет его
пресса.
Кстати,
в 1975 году он выступил
рекордное
число раз
- двести
девяносто
пять.
* * *
Примерами
о
несдержанности
Нуреева заполнены
книги его
биографов.
Упоминаются
его сквернословие,
разбитие о
пол бокалов,
бросание тарелок
со спагетти
в стену, швыряние
балетных
туфель в актрис,
пощечины
партнершам,
грубости коллегам.
И никаких
извинений.
Обычно
это
происходило
с ним перед
выходом на сцену,
когда он -
возможно,
намеренно -
вводил себя
в раж; или
после
выступления,
когда ему
было необходимо
выплеснуть
лишнюю
энергию.
Впрочем, это
могло
произойти и в
любое другое
время - дома, на
приеме, на
репетиции. Он
был
человеком настроения.
И таким его
принимали
или не принимали
окружающие.
Будучи
едва
представленными
друг другу на
одном
из
спектаклей,
Игорь Моисеев
и Рудольф Нуреев
даже не
добрались до
ресторана,
где собирались
вместе
поужинать.
«В
машине я
заметил, -
вспоминает
Моисеев, что у
Нуреева
резко
изменилось
настроение. В
конце какой-то
фразы он
нецензурно
выругался. Объяснить
причину
его
недовольства
я не мог, хотя
мне и говорили о его
несносном
характере.
Через некоторое
время он
выразился
еще резче.
Тут я не
удержался: «Неужели
это
все, что у вас
осталось от
русского
языка?» Моя фраза
привела
Нуреева в
бешенство».
Моисеев
не пожелал
терпеть
несдержанность
Нуреева
и, остановив
машину, вышел
из нее. Знакомство
не
состоялось.
Известен
конфликт
Нуреева с
актрисой Мишель
Филипс
во время
съемок
фильма
«Валентино».
Когда та
усомнилась в
его умении
танцевать
танго,
Рудольф отвесил
ей оплеуху и
получил в ответ
кулаком в
глаз.
Ленинградская
знакомая
Нуреева -
Тамара Закржевская
- вспоминает:
«Рудик и
прощение - вещи
несовместимые.
Все
признание
его вины заключалось
в том,
что он мог
лучезарно
улыбнуться и
посмотреть так,
что
сердиться на
него никто не
мог - конечно, это
касается тех,
кто к нему
хорошо
относился.
Ведь огромное
количество
людей в
театре терпеть
его не могли.
Он не раз
совершал
такие
проступки, которые
трудно
было
простить.
Когда мы
делали сборник
воспоминаний
о Нурееве,
мне
приходилось
обращаться к
его коллегам.
Одного из них
- Бориса
Яковлевича
Брегвадзе,
солиста
Кировского
театра, я
попросила
написать о
Рудике. «Я
могу, - ответил
он, - только
вам это не
понравится».
«Ну почему?» -
спросила я.
«Да что там я
буду расписывать.
Я напишу одно
слово - хам».
И это
действительно
случалось. Он
мог нахамить,
нагрубить,
но не мог
предать».
Нуреев и
скандал -
почти
синонимы.
Впрочем, следует
помнить и о
старании
прессы, невольном
или заказном,
«подогреть»
этот
стереотип. Известны
сложные
отношения
Рудольфа Нуреева
с
Натальей
Макаровой;
известно, что
они помирились
и вместе
танцевали в
Сан-Франциско
в 1977 году, когда
Нуреев
заменил
забблевшего
партнера
Макаровой.
Но и сегодня, много
лет спустя,
бестактность
журналиста
пытается
реанимировать
давно
утихший скандал.
Вот пример из
интервью
балерины в 2005 году в
«Независимой
газете»:
«Приходилось
читать, что,
когда вы в
первый раз
танцевали с
Рудольфом Нуреевым
в Парижской
опере, он
нарочно вас
уронил. Это
правда?
- Руди нет
с нами, и мне
не хотелось
бы плохо говорить
о нем».
«Вспомним
Маппет-Шоу…
Рудольф
Нуреев сказал
Пигги в
сауне:
«Неделю
назад я
танцевал с
Наталией
Макаровой, а
сегодня я
тут… с Пигги…» И его
возлюбленную
в фильме
«Валентино»
звали тоже
Наташа… Прим.
автора
сайта.»
Впрочем,
о «хамстве»
Нуреева
встречаются и
иные
мнения.
Вот
что писала
газета
«Культура» в
год 60-летия со
дня рождения
артиста:
«Настойчиво внедряемый
некоторыми
российскими
коллегами (и столь
же настойчиво
отвергаемый
его зарубежными
коллегами -
они просто
хохотали!)
миф о грубости
Нуреева, его
неуправляемом
характере, его
неуживчивости,
очевидно,
должен был служить
«полуофициальным»
объяснением,
почему он оказался на
Западе. Этот
миф
продолжает
свою жизнь в
Петербурге и
по сей день».
* * *
В 1976
году
известный
американский
режиссер Кен
Рассел
снимает
фильм о
легендарном
танцоре
двадцатых
годов,
экранном Дон
Жуане двадцатого
века, лучшем
исполнителе
«танго» -
Рудольфе Валентине.
Фильм
снимается в
год
пятидесятилетия
его смерти.
После
долгих
поисков и
проб на
главную роль приглашают
Нуреева,
который
принимает предложение.
Он с юности
мечтает
сняться в
кино.
Нуреев
с пониманием
относится к
процессу киносъемок
как
отличному от
театральных
технологий. Проблемы
ждут его во
всем, начиная
с концепции понимания
роли,
необходимости
произносить
текст (ведь
он артист
балета, и
английский
его не безупречен
в
части
акцента) и
кончая
необходимостью
поменять стрижку.
А есть еще
чисто
танцевальные
задачи -проникнуть
в «душу»
танго; а еще -
отношения с режиссером,
партнершами
и дубли,
дубли...
Нуреев
не хотел
брать
длительный
отпуск для съемок
в кино: «Три
месяца без
танцев!» Это для
него много,
но желание
сняться в
художественном
фильме было
важнее. Ведь
это миллионы
зрителей! Где
еще представится
такая
реклама.
Что
касается
трактовки
роли, то
Нуреев никак
не хотел
играть героя,
который был
великим артистом,
но, возможно,
не был великим
любовником;
человека с
мягким
характером,
находящегося
под женской
властью.
Внешне не
похожий на
Валентино,
Нуреев
просматривает
старые
киносъемки в
его
исполнении и
отрабатывает
жесты, позы,
нюансы. В их
судьбах много
общего, от
безрадостного
детства до
всемирной славы, и
Рудольф
Нуреев, играя
Рудольфа Валентино,
пропускает
его судьбу
через свой
звездный
опыт и интерпретирует
ее. Это
признают всё
критики.
Нуреев в этой роли
играет в
большей
степени
самого себя в
обстоятельствах
Валентино.
Премьера прошла
в сфере
больших
«ожиданий» и,
возможно,
поэтому
фильм
подвергся
сильнейшей критике
и не стал
«кассовым».
Однако все ругали
режиссера
и признавали
«киношную»
привлекательность
Нуреева: «Он
шоумен с
головы до
пят».
* * *
Во
время съемок
«Валентино»
Рудольф
работал над
ролью Пьеро в
балете
хореографа
Глена Тетли
«Лунный
Пьеро». До
этого
Рудольф не раз
просил хореографа
разрешить
ему
танцевать
эту роль, но
тот не
соглашался:
«Ты мне не
нужен, если
собираешься быть
Рудольфом
Нуреевым,
изображающим
Лунного Пьеро.
Ты должен
быть самим
Пьеро». К
радости Тетли,
Рудольф был
«трогательным
и ранимым» в роли
помешанного
клоуна.
Первое
исполнение
«Лунного
Пьеро» Нуреевым
состоялось
в
Копенгагене
на сцене
Датского
Королевского
балета в
декабре 1976
года.
* * *
В 1977 году
Нуреев еще
танцевал в
«Ковент-Гарден»,
но этих
выступлений
было
тринадцать. Желая
поощрить
молодых
танцовщиков,
новый режиссер
театра
Норманн
Морис
отказался от услуг
приглашенных
звезд,
включая
Нуреева, Макарову
и Барышникова.
Это
оскорбило
Нуреева, ведь
он считал
себя в этой труппе
своим.
Человеком,
который внес
существенный
творческий
вклад в ее
развитие. Но,
несмотря на обиду,
он отдал
распоряжение
своему агенту
Горлинскому
принимать
любые
предложения
о сотрудничестве
с
Королевским
балетом
Великобритании,
и когда через
три
года такое
предложение
поступило, он
немедленно согласился.
Но
понадобился
еще год,
прежде чем он
вновь
вышел на
сцену
«Ковент-Гарден».
* * *
Помните:
«Сундук на
дереве... в
яйце иголка.;.»
Рудольф
хранил свои
туфли,
гримерные
принадлежности
и трико в
большом
чемодане на
колесиках. Он
таскал его
повсюду, и
собственно
чемодан этот
был сутью и
символом
явления
мировой
культуры по
"имени
Нуреев. «Мой
багаж всегда
со мной - мой танец»,
- говорил он.
В наш век проникновения
человека в
тайны мироздания,
от «плазмы»
до
«вселенной»,
остаются непонятыми
скрытые в нас
механизмы
воздействия
на человека.
А Нуреев
обладал
некой «магией»,
«магнетизмом»,
«гипнозом», и
об этом есть
масса
свидетельств
современников.
Рассказывает
театровед
Львов-Анохин:
«Мне довелось
видеть все
роли Нуреева.
Он был тогда
совсем
молодой, но
уже ведущий
танцовщик
театра,
исполнявший
все основные
партии классического
репертуара.
Он был
великолепным
актером, и в
нем было то,
что
называется
магией».
Алик
Бикчурин -
директор
Уфимского
хореографического
училища,
когда-то
учившийся вместе
с Рудольфом
в Ленинграде,
так
характеризует
его способности:
«Он весь
полыхал
движением,
если можно
движение
измерить
термометром.
Пафос танца в
нем пламенел,
как огонь,
сжигающий
свои жертвы
на эшафотах, и
сегодня я мог
бы сравнить
юного Рудольфа
Нуреева с
дошедшими до
нас, наконец,
огненными
фигурами на
полотнах
сюрреалистов.
А попросту сказать,
дарование
Рудольфа
Нуреева уже тогда
обладало
чудодейственным
свойством
согревать
сердца, освещать
людям путь во
тьме их
существования,
а то и
сжигать в
человеке зло
и неразумие».
Оливье
Мерлен
высказал на
страницах
«Пари-матч»
следующее
суждение: «Он
обладал животным
магнетизмом...».
Солист
Большого
театра
Андрис Лиепа сравнил
танец
Нуреева «...с
заклинанием
змей, а публику
с зачарованными
кобрами,
которые не
могут оторвать
глаз от
искусного
фокусника...».
А вот
впечатление
балерины
Жанны
Аюповой: «На сцене... я
вдруг
реально
ощутила, что
от него исходит
энергия
необыкновенной
силы... В тот
момент я
поняла, что
его
сценическая
магия - не миф: он
действительно
был в
состоянии
гипнотизировать».
Мнение
еще одного
специалиста -
Беллы Езерской:
«Только
однажды мне
выпало
счастье видеть
его на
сцене в
«Эсмеральде»
Ролана Пети с
Парижским балетом.
Это было в
Нью-Йорке в
конце 80-х годов.
Он танцевал
Квазимодо.
Партия была
пантомимическая,
он
уже был
немолод,
тяжело болен,
и роли романтических
героев были
ему не под
силу. Без
каких бы то ни
было
накладок он
так изменил
фигуру, что
казался горбатым.
Руки свисали,
одна нога
была короче.
Это была
совершенная
пластика».
Несомненно,
магия
Нуреева
существовала,
и не только в
пластике, в
жесте, в позе,
но и в силуэте,
в самом его
присутствии.
При том, что
он мог «включать
и
выключать» свою
магию. Что
это? Гипноз?
Психоз? И каким
прибором,
кроме
человеческого
ощущения, можно
измерить это
состояние?
В
голову лезут
бермудские
треугольники,
египетские
пирамиды,
летающие
тарелки...
Космическая
карма, аура,
чакры...
Хелуины,
шаманы, колдуны...
Но
публика,
зрители и
искушённые
критики восхищались
танцами
Нуреева не
притворно. Аплодисменты,
овации и
крики
«браво» были
настоящими. И
цветы, цветы...
Возможно,
истина
заключена в
словах Нуреева:
«Я
танцую для
собственного
удовольствия».
.Однажды кто-то
из
недоброжелателей
вместо
букета бросил
на сцену
веник. Нуреев
поднял его и, ,
прижимая к
груди,
кланялся
ликующему
залу.
* * *
1979
год, и снова
Нижинский.
Почему
на рубеже 1980
года Нуреев
обращается к
его
искусству?
Да, их
объединял
«животный» магнетизм в
сценических
образах,
эмоциональность
и эротичность;
но в них было
слишком
много различий,
как во
внешности,
так и в
судьбе. В 1963
году, когда Нуреев
танцевал
«Петрушку»,
он убеждал критиков
не
сравнивать
его с
Нижинским.
Почему?
Думается, он не
хотел быть в
тени незабываемого
Нижинского.
Ему еще
предстояло
стать Нуреевым.
Теперь,
когда эта
задача
успешно
решена, и он уже
сыграл в кино
одного
великого
танцовщика прошлого,
исполнителя
латиноамериканских
танцев
Рудольфо
Валентино, он
обращается к
балетам Вацлава
Нижинского.
По
совету Эрика
Бруна многие
годы он не
танцевал
его балеты,
но теперь
решил
обратиться к
ним: «Некоторые
критики
утверждают,
что я... позволяю
себе
вольности с
классикой.
Они знают
Нижинского лучше,
чем я? Нет, они
просто смотрят
на позы на его
фотографиях.
Я тоже на них
смотрю, но чувствую
движение...»
Изучая
роли, он
видел перед
собою
фотографии Нижинского,
запечатленного
в позах его
ролей, и пытается
понять
логику и
последовательность
предшествующих
им состояний
тела. Ему
повезло.
Однажды он
увидел, как
шестидесятичетырехлетняя
Кира
Нижинская
экспромтом
показала стиль
отца. Дело было в
ресторане.
После
уговоров
Рудольфа она
скинула
туфли,
взобралась
на стол, и с
улыбкой, мягкими
движениями
продемонстрировала
всем знакомые
позы,
переходя из
одной в
другую.
«Посмотрите
на ее руки... Я
уверен, что
так делал
Нижинский в
«Призраке
розы», -
отреагировал
Нуреев.
Впрочем,
надо
полагать,
дело было не
только в
позах, но в
тех
неизмеримых
и неуловимых
качествах
души и
пластики тела,
которыми
обладали эти два
великих и
непохожих
друг на друга
танцовщика двадцатого
века.
Балеты
Нижинского в
исполнении
Рудольфа вызвали
споры в
прессе, и
только
«Фавн», самый
эротичный
балет
Нижинского,
заслужил неоспоримо
восторженные
отклики.
Четырехнедельный
сезон на
весеннем
Бродвее с
балетом
Джоффери «Памяти
Дягилева»,
в котором
Рудольф
исполнял Петрушку,
Призрака и
Фавна, прошел
при полных
залах и понравился
публике.
Уже в
июне Нуреев
танцевал
балеты
Нижинского в
Лондоне в
Фестивал
балле.
23 июня
Марго
Фонтейн в
свои
шестьдесят
лет танцует
с Рудольфом
главную
нимфу в «Фавне».
Это было их
последнее
совместное
выступление.
С 15 по 31
января 1982 года
Нуреев
показывает
те же
спектакли в
Париже на
сцене театра
Шатле.
* * *
Что
есть красота?
Философы
и эстеты
многие годы
искали тот субстант,
некий
«порошок»,
который
можно было бы
выделить
в виде
квинтэссенции
понятия красота.
Не нашли.
Нет его! А
красота есть!
Для
балета - это
сочетание
темы, музыки,
композиции.
Совершенство
линии,
пластика движения,
выразительность
позы.
Пропорции
человеческого
тела, черты
лица, мимика.
Выбор танцевальных
па, их
чередование,
паузы. Можно
долго
перечислять
то, из чего
строится
красота
балета...
Балет
графичен.
Постановщик,
а за ним
артисты
своими танцами
создают
рисунок
спектакля.
Подобно
скульптору или
архитектору,
они лепят
пространство,
форму; но, в отличие
от застывшей
скульптуры
или здания,
танец
подвижен. В
то же время,
балетмейстер,
подобно инженеру,
созидающему
механизм,
конструирует
танец,
отдельные па
и переходы их
из одного
состояния в другое.
Идет тяжелая
рутинная
работа. Работа
мысли. Работа
духа. Поиск,
преодоление,
репетиции. Ведь
танцу в
балете
подчинено
все - музыка, декорации,
сюжет. Но
только
артисты
своим потом и
горением
могут
вдохнуть
жизнь в его
величество
Танец.
И
вот тогда:
«Театр уж
полон. Ложи
блещут...»
Кем-то
было
придумано
слово
«гармония»,
сочетающее
в себе
внутреннюю
соразмерность
составных частей
объекта и их
же
внутреннее
отступление
от' этой
соразмерности.
Можно
блестяще
владеть
техникой
танца, доведя
ее
совершенство
до состояния,
вызывающего
восторг зрителей
именно
владением
этой
техникой. Можно,
владея
техникой
танца на
высшем уровне,
насыщать его
элементами,
едва
различимыми
в пределах
заданного
ритма. Порыв,
вздох,
улыбка.
Нюанс,
акценте Все то, что
характеризует
индивидуальность.
Их
может и не
быть. Это
будет все тот
же танец, но
восприятие
публики
будет другим.
Если удается
довести
это
восприятие
до
самозабвения,
до сопричастности
к танцу,
возникает
момент
ощущения красоты,
когда,
наконец,
можно
пощупать
этот неуловимый
«порошок».
Чем
можно
измерить
"это
состояние? А
ничем. Известно
одно -
человек
может
чувствовать красоту
без
всяких
объяснений,
измерений,
взвешиваний.
И в этом его
счастье!
* *
Нуреев
жил как
марафонец, и 1979
год не отличался
в этом плане
от
предыдущих
лет. Поезда,
самолеты
и гостиницы,
гостиницы,
гостиницы... ;
Связь
с Лондоном
ослабла, и он
покупает еще две
квартиры:
в Париже - ту
самую, на
набережной Вольтера,
23, которую ему
нашла Дус
Франсуа, его
ангел-хранитель;
и в Нью-Йорке,
в знаменитом здании
«Дакота»,
расположенном
на пересечении
72-й улицы
и авеню
Центральный
Парк-запад.
Квартиру в
Париже ему
декорирует
Эмилио Каркано,
приспосабливая
ее к
коллекции старинной
мебели,
много лет
собираемой Нуреевым.
Все, начиная от
венецианских
стульев в
стиле 17 века и
кончая голландским
органом в
стиле рококо,
вписывается
в интерьер
этого
необыкновенного
жилища и выглядит
ярко,
театрально.
Бархатные и
шелковые
костюмы из постановок
Нуреева на
вешалке в прихожей,
стены под
дерево и
черно-белый
пол холла,
симфония
материй и
тканей, сотни
этюдов и
картин с изображением
обнаженных
мужчин в
гостиной -
все отражало
необычность
ее хозяина,
который
«точно знал,
что ему
нужно, и был
равнодушен к
требованиям
моды». Точнее,
моду он
творил сам.
Что
касается
квартиры
Нуреева в
Нью-Йорке, то она
была похожа
на музей
изобразительного
искусства:
скульптуры,
картины
известных
живописцев,
гобелены,
редчайшие
образцы
антикварной
мебели и
другие
раритеты
отражали высочайший
вкус и
изысканность
их владельца.
Помимо
этих домов, у
Нуреева была
еще квартира в
Лондоне,
ранчо в
Америке,
остров в
Средиземном море.
* * *
В 1982
году Нуреев
получил
австрийское
гражданство.
Свой
первый
паспорт
Нуреев
получил в 1954
году, последний
в 1982.
* * *
В 1983
году Нуреева
пригласили
занять пост
художественного
руководителя
балета
Парижской
оперы. Идея
принадлежала
министру
культуры Джеку
Лангу; и, хотя
согласие было
получено,
Нуреев
потребовал изменения
отношения к
балету в
принципе:«.. .балету
отводится
роль пятого
колеса в
телеге... Я - против.
К тому
же
танцовщики в
Парижской
опере - превосходные».
Это была его
первая
постоянная
должность на
Западе.
В
Парижской
опере
проблема
заключалась
и в том,
что за
четверть
века на этом
посту сменилось
семь высококлассных
специалистов,
которые не смогли
обеспечить
соответствия
старейшего в
мире
балетного коллектива
вызовам
изменяющейся
современности.
Закаленный
в преодолении
косности,
Нуреев
обладал необходимой
смелостью и
властностью
в борьбе за выведение
коллектива
на должный
уровень.
Условия,
на которых он
согласился
работать, включали
шесть
месяцев его
присутствия
в Париже. Тем
самым он
уходил от
уплаты
французских налогов.
Кроме
этого, он
оговорил
сорок личных
выступлений в
год и
постановки
им ежегодно
одного нового
балета.
Его новое
жалование
составляло
шесть тысяч
долларов в
месяц, еще
шесть за
каждое
выступление в
полномасштабном
балете и три
в кратком выступлении.
Поскольку
Парижская
опера -
учреждение
государственное,
назначение
Нуреева не
обошлось без
возражений
советского
посольства.
Ситуацию удалось
разрешить
только при
посредстве президента
Миттерана.
Приход в
труппу
Нуреев начал
с ревизии классического
танца,
стремясь
сделать
технически
совершенный
стиль
французов
более
разнообразным,
более разносторонним.
«В моем теле -
Петипа, в голове
- Бурнонвиль,
а в сердце -
Баланчин», -
говорит он и сводит
в пары
танцовщиков
разного
ранга, не
боясь поручать
сложные роли
тем, кто
готов
выявлять
свои нераскрытые
возможности.
Так за три
года он
перевел в
высшую
категорию
несколько
молодых исполнителей, и
среди них
Сильви
Гиллем,
которая вскоре
была признана
звездой
мирового
ранга.
При этом
Нуреев
принимает на
должность балетмейстера
Клер Мотт, а
величайшую
французскую балерину
Иветт Шовире
приглашает
ассистировать
ему в
постановке
балета
«Раймонда».
Вот ее мнение
о работе
Нуреева в
Парижской
опере: «Мы
танцевали
хорошо, но,
благодаря
его
требованиям, все
стало
чище и совершеннее.
Труппа как бы
расцвела заново».
Нуреев
ежедневно
сам
занимался в
классе вместе
со
своими
танцовщиками,
что
позволяло
ему поддерживать
форму и
наблюдать за
ансамблем. «Если
Рудольф
не
соглашался с
исполнением
какого-нибудь
па, он
останавливал
занятия и
объяснял
свои пожелания»,
- вспоминает
балетмейстер
Патрис Барт.
Рудольф
свободно
говорил
по-итальянски,
по-французски,
по-английски,
знал другие
иностранные языки.
А если
вспомнить,
что он знал
башкирский,
русский и
татарский, то
можно
сказать, что
он был
полиглотом.
Хотя
Нуреев
говорил
по-французски,
он предпочитал
английский, а
ругался на
русском, и когда
его не
понимали,
разбивал об
пол термос.
Это раздражало
французских
актеров.
Однажды после
такой вспышки
Моник Лудьер
упрекнула
его. Рудольф
взял щетку
и молча вымел
осколки.
Позднее она
скажет: «Он
предпочитал
тех, кто
может ему
противостоять,
и ненавидел
слабых
людей».
Впрочем,
противоречия
в Парижской
опере между
Нуреевым и
частью, а
порой и всем
коллективом были
вызваны не
только
случаями
несдержанности
Рудольфа, но
и другими
причинами.
Например, известно
противостояние
в трактовке
постановки
«Лебединое
озеро».
Танцовщики
настаивали
на старой,
привычной
версии Владимира
Бурмейстера, а Нуреев
ставил свою
версию, с
другой концовкой
и другими
трактовками
партий.
Конфликт
разрешился «джентльменским
соглашением»,
предполагавшим
поочередное
представление
обеих версий.
О работе
Нуреева в
Парижской
опере напишут
много и
восторженного,
и
сдержанного,
и ругательного;
но ясно, что
ему удалось
вдохнуть в
этот коллектив свою
энергию. По
признанию
газеты «Монд»,
«.. .его
труд имел
весьма
позитивные
аспекты:
подъем уровня
кордебалета,
возвращение
традиции
приглашения
других трупп,
приглашение
новых хореографов,
гастроли
труппы в
Нью-Йорке...» А
вот признание
танцовщика
Лорана
Хиллера: «В
его лице мы имели
Учителя».
А
сам Нуреев
сказал: «Я
очень люблю
эту труппу и
посвящаю ей
весь свой
пыл».
* * *
В
марте 1986 года, в
свой день
рождения,
Рудольф получает
известие о
том, что его
друг Эрик Брун
умирает
от рака. Он
каждый день
звонит Эрику
и при первой
возможности
вылетает в
Америку.
27
марта они
встретились
и говорили
допоздна. На
другой день
Нуреев
вылетел в
Нью-Йорк, а еще
через
три дня, 1
апреля, Бруна
не стало.
Рудольф
никогда не
жаловался на
приступы ностальгии,
но его
угнетала
мысль о
невозможности
видеть
мать. Даже
позвонить он
ей не мог.
Трудно
сказать, было
ли указание
КГБ о запрете
установки
телефона
семье
Нуреевых или
его не было... Сама по
себе
установка
домашнего
телефона в то
время,
в таком
городе, как
Уфа, была
проблемой.
Как, впрочем,
и во всей
стране. Можно
было простоять
в очереди
20 лет и не
получить его.
Новые телефонные
станции
строили
только в
новых районах,
а освобождающиеся
номера на
старых
линиях
устанавливали
либо по
номенклатурному
признаку,
либо по
«блату» нужным
людям. Что уж
там говорить
о семье «изменника
родины».
Он
постоянно
звонил в
Ленинград
сестре Розе и
справлялся о
здоровье
матери, о
жизни сестер,
племянников.
И при каждой
возможности
посылал
родным
деньги и
подарки.
Несколько
лет Рудольф
пытался
убедить власти
позволить
матери и
сопровождающим
ее сестре
Розе и
племяннице
Гузель
посетить его
в Европе.
В марте 1976
года за него
просил
премьер-министр
Гарольд
Вильсон. За
него просили
принцесса Маргарет
и Жаклин Онассис.
Увы.
В 1977
году сорок
два сенатора
США
обратились " по его
просьбе к
советскому
премьеру
Алексею Косыгину.
Петицию
подписали
сто
восемьдесят
тысяч человек
из
восьмидесяти
стран. Увы,
как и все
другие обращения,
и это тоже
кануло в
бюрократической
машине СССР.
Рудольф
думал, что
никогда не
увидит мать.
Но в мире
всегда что-то
происходит. В
СССР сменилась
власть,
Михаил
Горбачев
затеял «перестройку»,
и вдруг
показалось,
что и здесь
что-то может измениться.
В
ноябре 1987 года
ему
позвонила
сестра
Резеда и
сообщила, что
мать
серьезно
больна. Ждать
больше не было
возможности.
При
посредстве
министра
культуры
Франции
Франсуа
Леотара
готовится поездка
Нуреева
в Уфу к
больной
матери.
Непосредственное
содействие
в выдаче
разрешения
для этой поездки
прилагает
Раиса
Горбачева.
Поездка
как миг
кратка. Виза
выдана на
сорок восемь
часов, и это
на
пространствах
России!
Рудольфа
сопровождает
чиновник
министерства
культуры Франции
Рош Оливье
Местр и
импрессарио
Жанин Ренги.
И,
наконец,
Рудольф в
аэропорту Шереметьево.
Среди
встречающих
Люба Романкова
(Мясникова), прилетевшая
из
Ленинграда.
Радостная и
грустная
встреча.
Прогулка по
Москве,
ночной рейс в
Уфу. Самолет
как самолет,
обычные
пассажиры. Дежурная
улыбка
стюардессы и
слова:
«Уважаемые
пассажиры, пристегните
ремни».
В
родном
городе
Рудольфа
встречали
родственники
с цветами.
Сестра
Резеда, ее
сыновья Виктор
и "Юрий,
дочь Лили -
племянница
Альфия с
сыном Русланом.
Взаимные
представления,
объятия, улыбки...
Резеда
отвозит
Рудольфа и
его
спутников в гостиницу
«Россия», а
уже утром - к
больной
матери.
Фарида ханум
была в
полубессознательном
состоянии, говорила
только
шепотом, и
Рудольф так и
не был
уверен,
узнала ли она
его. Просидев
час у постели
матери, он
вышел от нее
со словами:
«Она меня не
узнала!»
Поговорить
с матерью не
удалось, и
это огорчило его
больше всего.
Он столько
лет хотел
увидеть мать,
поговорить
с ней.
Сестра
Лиля тоже
была
серьезно
больна, но сразу
узнала брата.
И хотя все
были рады
встрече, было
грустно.
Рудольф посетил места своего детства, впрочем, тоже не очень