Аньес Летестю о Рудольфе Нурееве

 

— Расскажите о ваших встречах с Рудольфом Нуреевым. Я слышала, что вы в определенной степени обязаны ему своей привязанностью к танцу.

— Пожалуй. Мне очень приятно говорить об этом человеке, хотя я бы не сказала, что хорошо его знала. Однажды в раннем детстве я переключала телевизионные каналы и случайно напала на «Лебединое озеро». Очень красивые люди - мужчина и женщина - танцевали прекрасный дуэт. Особенно он был хорош — пылкий, темповой, с романтическим взором, словом, настоящий принц. Мама сказала мне, что это знаменитые танцовщики Рудольф Нуреев и Марго Фонтейн. Я тут же забыла эти имена, но движения под музыку стали моим основным времяпрепровождением.

Наша семья жила в пригороде Парижа, рядом нашлась какая-то школа танцев, куда родители отдавали слишком резвых детей. Попала туда и я, но школа сильно разочаровала меня - мне совсем не понравились упражнения в группе, какие-то однотипные батманы у палки. Но, наверное, я чем-то выделялась среди других девочек, так как очень быстро педагоги посоветовали родителям переехать в Париж и отвести меня в Школу при Парижской Опере. Данные подошли — меня взяли. Началась серьезная жизнь.

Настало время, когда работа в коллективе начала доставлять удовольствие - ведь мы принимали участие в спектаклях Оперы и школьные спектакли показывали во Дворце Гарнье. В 16 лет меня взяли в кордебалет, и наступил сущий кошмар. Я думала, что забуду все па де де, все сольные вариации, которые выучила в школе. К тому же я была на голову выше своих коллег - не в любой ряд поставишь. Все говорило за то, чтобы мне давали танцевать соло. Если бы еще Нуреев был в форме и как раньше ходил на все репетиции кордебалета, чтобы найти там талантливого, на его взгляд, мальчика или девочку и сделать на свой страх и риск звездой, мне бы не пришлось так долго маяться в корде. Хотя и времени у него не было, чтобы толком меня рассмотреть. Я пришла в театр в 1987-м, а в 1989-м он уже не был директором. И все-таки мне достался кусочек права называться "цыпленком" Нуреева. Мы встретились, когда экс-директор вернулся в Оперу как хореограф — ставить "Баядерку". Случайно пересеклись на автостоянке возле Оперы, он подошел ко мне и сказал, что я должна танцевать у него Гамзатти. По рангу я не могла претендовать на такую большую роль, требовалось повлиять на руководство. Кроме того, в Опере тогда репетировали премьеру "Жизели" Матса Эка, и я была в той группе кордебалета, которая репетировала не "Баядерку", а "Жизель". Нуреев добился, чтобы меня перевели к нему. Так я станцевала первую балеринскую партию, задолго до того как стать этуалью.

— Почему Нуреев подошел к вам?

— Он объяснил почему. Оказалось, что он специально отсматривал блок "Дон Кихотов" (в Париже идет редакция Нуреева. - Прим. ред.), чтобы выбрать артистов на "Баядерку". Я танцевала Повелительницу дриад и понравилась ему. Вообще-то Нуреев был не самым приятным человеком на свете, но одна отличная черта покрывала с лихвой многие недостатки. Он всегда и все говорил прямо в лицо, не лукавил. И умел держать слово, если давал. Такая прямота не свойственна французам - мы предпочитаем обхождение, манеры, красивую игру. Это не про Рудольфа, правила хорошего тона он не усвоил. Но его прямота меня подкупала.