«Солнце в крови»

Интервью Ольги Журавлевой с Виктором Бочаровым

Ольга Журавлева — театровед, автор статей в периодической печати, автор и ведущая радиопрограмм, автор сценариев документальных фильмов. Живет в Петербурге.

Приятельница Нуреева еще со времен его учебы в Вагановском училище, Любовь Романкова проникшись идеей сериала, пообещала переговорить с Рудольфом о встрече. Все так и случилось в августе 1992 года. Сам Нуреев по телефону дал добро и выслал свой катер за русскими киношниками.

— Когда катер помчался в сторону нуреевского острова страшно не стало?

— Только вступив на борт катера, я понял, что обратной дороги нет. Страшно было несколько раньше. Не секрет, когда идешь разговаривать с человеком, представляющим имя в культуре, искусстве, науке,чувствуешь себя не очень твердо. В нашем случае предстояла встреча с САМИМ Нуреевым. Как ни крути, все мы прекрасно понимали,что едем к мировой звезде первой величины, знали, что он не прост в общении, остер на язык, капризен и непредсказуем… На причале в Сорренто во мне смешались два чувства: огромное желание встретиться и … надежда на то, что катер за нами не придет. Однако, как только мы подплыли к острову, вся нервозность сгладилась.

Мы не увидели великолепия Санта-Барбары и ее вилл, не было роскоши, к которой мысленно себя готовили. Все очень по-человечески, по-домашнему. Нуреев сам вышел нас встречать, что было неожиданно. Поздоровались.

При первом же взгляде на Нуреева я понял,что ни о каких съемках ни в ближайшем, ни в далеком будущем всерьез разговора быть уже не может. Внешний вид говорил о необратимости болезни: иссушенное лицо и тело, ничего общего с фото и кинокадрами. Но особенно поразили ноги Нуреева, точнее — ступни. Они были чудовищно деформированы в связи с профессией танцовщика. Было видно,что вся жизнь, весь его титанический труд сконцентрированы в этом уродливом подобии ступней.

Внутренне же Нуреев оставался удивительно жизнерадостным и неизменно острил с определенными допусками в ненормативной лексике. Его неофициальный тон общения очень располагал. Мы говорили о природе, погоде в Петербурге, о Красовской, книгу которой он тогда читал, — все светское и все ни о чем. Настроя на серьезную беседу «о деле» не было.

— Расскажи подробнее об островах Галли.

— Место это чрезвычайно живописное. У островов (а их три) высокие скалистые берега. На том, что мы были, узкая горная тропинка ведет от бухты к одноэтажному дому. У этих островов есть своя история. В 20-е годы их приобрел Леонид Мясин (русский танцовщик и балетмейстер, ученик А. Горского, солист труппы Дягилева, впоследствии работал преимущественно в Европе. — О. Ж.). Собственно, и обустроил эти острова тоже он. Все здесь создавалось по его чертежам, в том числе и дом, где впоследствии обосновался Нуреев. Пол и стены в этом доме были сделаны из керамической плитки. Роспись на ней создана также по эскизам Мясина. Интересно, что даже сиденья и спинки садовой мебели — тоже из керамики. Нуреев говорил о своем желании всерьез заняться реставрацией этой оригинальной мебели.

Рядом с виллой расположен дом сторожа — человека инженерного толка, отвечающего за работу техники и всех бытовых служб: привоз на вертолете пресной воды, работу маленькой местной электростанции и пр. В другой стороне от дома находится четырехэтажная башня, которую на момент нашей встречи Нуреев приводил в порядок. По его задумке, там должна была разместиться хореографическая школа. На каждом этаже обустраивались классы и комнаты для проживания студентов. Сюда в будущем, как предполагал Нуреев, должны были приезжать артисты балета из разных стран для стажировки.

— Столь серьезно занимаясь этим обустройством, он смотрел в будущее?

— Нуреев знал о своей болезни уже много лет. Как пишут сегодня, ежегодно делал переливание крови. Но по всем его поступкам, поведению было понятно — он не ждал конца, а ежеминутно боролся за жизнь.

— На чем основывалась его надежда?

— В его действиях была уже не надежда, он буквально цеплялся за все, что олицетворяло для него жизнь. Мы наблюдали такую сцену. После обеда, когда солнце стояло в зените и термометр зашкаливал (+40-45 градусов), Нуреев расположился загорать на террасе перед домом. Единственное, что прикрывало его от палящих лучей, — это книга Красовской. Мы были в шоке: такое и здоровый человек не выдержит… Я не удержался и задал ему вопрос о солнце, нагрузках на организм. Как выяснилось, Нуреев был уверен, что именно солнце может его вылечить.

Оставив хозяина отдыхать, мы решили искупаться в бухте. Наше наслаждение теплыми прибрежными водами вскоре нарушила следующая картина. По горной тропинке медленно спускался к морю Нуреев. Великий танцовщик предстал перед нами абсолютно голым. Вскоре я понял смысл этого «торжественного выхода». Вокруг острова стояло много яхт. На приличном расстоянии от берега, но все-таки… Оказалось, с момента приобретения Нуреевым островов желающих понаблюдать за его приватной жизнью было предостаточно. Порой яхты подходили к самому берегу. Нуреев, недовольный таким «подсматриванием в окна», выступил с протестами в итальянской прессе. Разразившись скандал долго муссировался журналистами. Однако ответом на возмущение танцовщика было следующее: куплены острова, но не море. А следовательно… Так что в этом «явлении народу» мы усмотрели своего рода вызов: хотите за мной наблюдать, так получайте уже все!

— Состоялся ли все же разговор о фильме? Как он реагировал на ваше желание снять с ним интервью?

— Когда я рассказывал про задуманный сериал, внутренне ощущал себя несколько скованно. Мне помог сам Нуреев, сняв напряжение одной фразой. На вопрос — интересен ли ему этот проект — он ответил: «Лично я уже сижу в первом ряду на просмотре вашего фильма». Из беседы с ним я вновь подтвердил свое заключение о том, что Нуреев всячески отгонял от себя черные мысли. И чудовищными усилиями каждый день заставлял себя жить. Он был полон планов на будущее. Осенью предполагал приезд в Россию. Выразил желание посетить Петербург и здесь продирижировать «Щелкунчиком» и даже попросил нас оказать содействие в организации этого спектакля. Дирижировать ему хотелось в Малеготе. Для участия в спектакле он собирался пригласить Надежду Павлову, с которой у него сохранялись теплые отношения.

На мой вопрос — кто из танцовщиков во время учебы в Вагановском училище оказал на него наибольшее влияние — ответ был неожиданным. Я готовился к тому, что будет назван Чабукиани (сфера дарования близкая), возможно, Мессерер… И вдруг Нуреев не называет ни одной мужской фамилии. Его кумиры сцены тех лет — балерины Шелест, Дудинская,Кургапкина и Моисеева. Почему? По его признанию, от Дудинской и Кургапкиной он брал техническую виртуозность, от Шелест и Моисеевой — глубину создания образа. Когда учащиеся приходили в класс, Нуреев, как правило, был уже там. Он занимался тем, что протанцовывал женские вариации, виденные им накануне в спектаклях Кировского театра в исполнении Дудинской и Кургапкиной. Этот рассказ дал возможность четко представить себе суть реформы Нуреева.

Увлечение техникой женского танца помогло Нурееву во многом изменить мужской танец. Его подъем на высокие полупальцы, почти равноценный вставанию на пальцы, привнес в мужской танец совершенно иную графику, придав телу танцовщика линии необыкновенной красоты. Но в этом его поиске ни в коем случае не было прямого подражания балерине. Интересно, что Стручкова на подобный же вопрос, который я ей задал позже, назвала своим кумиром Чабукиани.

— Сейчас балетные критики часто «закольцовывают» ХХ век реформами в мужском танце Нижинского и Нуреева…

— Этот вопрос представляется мне несколько более сложным. Фигура Нижинского вышла как бы из «небытия». До него мужской танец был или сферой виртуозного действия — некий аттракцион (сто пируэтов Чекетти). Или же галантной пластики, такой, как у танцовщика Павла Гердта — мастера жеста, манер, — балеринский кавалер на все сто. Нижинский сумел сочетать в себе все это вместе. Он оказался первым, но в этом была его природная одаренность — «искра Божья».

Нуреев же, при всей своей абсолютной одаренности от природы, все-таки стоял в череде последователей, потянувшейся от Нижинского. В российско-советском балете с начала века развивались разные направления, среди них — героический танец (Чабукиани), лирический (Сергеев)… Были крупные танцовщики — Мессерер, Ермолаев… Нуреев встал в продолжении этого списка и смог соединить все направления в мужском танце, выпестованные русской балетной школой. Так родился ИДЕАЛЬНЫЙ танец, где есть все — техника, образ, мысль, лирика, героика. Правда, увидеть его посчастливилось не нашему зрителю, а западному.

— Сегодня критики в оценке танца Нуреева смогли добавить ранее не существовавшее в балетном театре понятие — сексуальность. Его герой действительно способен любить на сцене. Что это — его уникальная природа?

— Думаю, что ничего придуманного в этом нет. Он просто не мог иначе. До Нуреева все взаимоотношения героев в балете витали в сфере духа и представить себе, что может быть поцелуй иной, нежели в «Спящей красавице», было просто невозможно.

Для Нуреева — сцена, балет, танец — это тоже человеческая жизнь. Нуреев был очень жизнелюбив и «сексуально активен», и на сцене это, конечно же, бросалось в глаза. Вдобавок, он еще всячески пытался подчеркнуть свое столь оригинальное качество понимая…

— … что это ему идет.

— Совершенно верно. Уверен, существовала определенная игра — тонкая, ненавязчивая — но все же игра со зрителем. И я вполне допускаю, что были спектакли, когда находясь в определенном настроении и выстраивая взаимоотношения с залом, Нуреев мог придать своему танцу некую скандальность.

— Ему удалось «легализовать» плотскую любовь в столь эфимерном искусстве, как балет. Этим он бросал вызов устоявшимся вековым традициям?

— Вся его жизнь была вызовом, но не столько обществу, сколько человечеству. Я не сторонник версии о его протесте против системы, в которой он жил. Вся эта система была Нурееву неинтересна. Раздражать и его могло лишь то, что ограничивало его личную свободу.

Те, кто был с Нуреевым на печально знаменитых гастролях в Париже, рассказывали о том, куда уходило свободное время Рудольфа. Когда законопослушные артисты группами по пять человек бродили по магазинам, Нуреев по-настоящему изучал Париж — Лувр, Версаль, Монмартр …

А деньги тратил и вовсе несолидно — покупал ткани на балетный костюм, парики, балетные туфли и еще… купил детскую железную дорогу и, как малый ребенок, играл с ней в гостиничном номере… Убежден, когда Нуреев оставался в Париже, у него и в мыслях не было протестовать против Советской власти. Скандал вокруг него и его «бегства был» раздут нашим правительством и, конечно же, прессой. А то, что произошло дальше, вообще с трудом укладывается в сознании нормального человека. В городском суде Ленинграда в условиях полной секретности слушалось дело «О предательстве Родины артистом балета Рудольфом Нуреевым» и был вынесен приговор — семь лет лишения свободы. Так Нуреев стал изгоем и скитальцем в планетарном масштабе.

— В свой последний приезд в Россию на вопрос о Родине он ответил, что родина для него — сцена…

— Да, но при этом всю жизнь оставался абсолютно русским человеком, сохранив русский образ жизни, привычки, язык. Интервью, киносъемки, общение — все это в его жизни было на английском. Но русский сохранился в его багаже без изменений. Наталья Макарова, к примеру, не осилила английский, но и родной язык подзабыла. У Нуреева язык был хороший, литературный, из чего нетрудно было сделать заключение, что он много читал. Вообще одним из его основных качеств всегда оставалась огромная жажда знаний. Литература, живопись — сферы его увлечений. В отличие от многих артистов балета Рудольф Нуреев никогда не замыкался на своей профессии. Уверен, глобальные шаги в балете могут сделать только люди широко образованные, стремящиеся к знаниям.

— И история знает такие примеры. Один из наиболее ярких — Серж Лифарь…

— Безусловно. Нуреев выходил на сцену в среднем 320 раз в год. И если предположить, что такая нагрузка была только в одном году его сценической деятельности, то Нуреев уже «перетанцевал» весь Большой театр. Понятно, что силы, вдохновение надо было где-то черпать. И здесь сошлось опять же все — дар Божий, работоспособность, стремление к знаниям. Круг общения выбранный Нуреевым, также был высок. К примеру, в двух милях от его острова, на итальянском берегу, находится вилла Дзефирелли. И они часто ездили друг к другу И хотя танцовщик и режиссер никогда не сталкивались в работе, они тем не менее являлись представителями единого художественного мира.

— Сейчас многие пишущие люди бросились либо разоблачать Нуреева, либо возносить его до иконы…

— Как ни горько это осозновать, человечество не может совладать со своей страстью что-нибудь да испортить. И удел всех великих пройти через этот коридор «желтого» интереса. Я против литературы с двойным дном, намеками или грязными «разоблачениями». Нужно найти в себе силы подавить страсть «заглядывать в чужие окна». Достаточно того, что Нуреев остался в истории человечества как великий артист и танцовщик.

— И своим творчеством поставил логическую точку в развити мужского танца ХХ века.

— Мне кажется, что любой вид искусства имеет свой пик и свое угасание. Видимо, еще многие годы у балета не будет возможности сделать подобный скачок, как в ХХ веке. А возможно,что движения вперед уже не произойдет никогда. Силами титанов ХХ столетия — Петипа, Нижинского, Фокина, Анны Павловой, Улановой, Нуреева — искусство балета было поднято на невероятную высоту. Как ни странно это звучит, своими поисками, реформами и достижениями они как бы лишили этот вид искусства возможности усовершенствования. Но что поделаешь? Египетские пирамиды не стали хуже от того,что были возведены 5000 лет назад.

— Балет как любое другое театральное действо умирает вместе с исполнителем. Кино и видеопленка не может в полной мере передать магии сиюминутного живого танца…

— Вот здесь Нуреев — вновь исключение! Еще один счастливый дар артиста — все богатство его танца фиксируется на пленке. Вспомним, что по рассказам очевидцев, когда на сцену выходила Марина Семенова, весь зал буквально впадал в оцепенение. Она обладала фантастической силой притяжения к себе. Экран, однако, этого феномена балерины не сохраняет. Мы видим массу достоинств ее танца, но нет легендарной магии.

С Нуреевым, к счастью, все иначе. Даже на кинопленке не исчезает его умение притягивать к себе. В целом же, энергия, которая прорывается на экран, лишь составная часть той активной жизненной силы, что он расточал не скупясь.

— Как солнце, которое он так любил?

— «Солнце в крови» — говорили о нем еще в 1958 году, после его выступления в дуэте с Сизовой на конкурсе хореографических училищ. Это был настоящий триумф. Триумф Нуреева, его педагога Пушкина, триумф Ленинградской балетной школы. Да, по жизни он был человек солнечный — взрывчатый, импульсивный… именно к солнцу в конце своих дней обращал надежды на исцеление. Ему было тесно в рамках существующих границ, он был человек вселенского масштаба.

— Но, как ты заметил, очень русский…

— Парадоксально, но вся масштабность на Земле происходит из России и связана с удивительным умением русского человека тратить, не задумываясь, все до конца — от богатств и ресурсов до собственной жизни…

Июнь 1998 г.